Ее светлость пытала меня о том, что произошло, но я лишь развела руками и предложила спросить у самого государя, потому что меня, как и всех остальных не спешили посвящать в дела Его Величества. Впрочем, о причинах моего переселения герцогиня знала почти правду. Я рассказала ей, что проснулась ночью от постороннего присутствия, но успела позвать Тальму, и злоумышленник, чье лицо я так и не разглядела, сбежал так же, как и появился – через окно. Дядюшка попросил короля о возможности присматривать за мной, и наш повелитель согласился.
Почему я не стала говорить о личности нарушителя моего покоя? Не хотела связывать воедино все последние события. Ришем вломился ко мне, его изгнали вместе с невесткой. Вряд ли бы герцогиня уверилась в то, что только ночной визит через окно стал причиной изгнания, вооруженного сопровождения, отставки фаворитки и порки Ее Высочества. Здесь определенно было что-то большее. И значит, ее светлость поймет, что мне известно больше, чем я говорю. Ссориться с ней мне не хотелось, а выдавать свою осведомленность тем более. К тому же я была повинна в том, что принцесса подверглась истязаниям. Жалости к Ее Высочеству я не испытывала – мучения Аметиста я ей не простила, но для герцогини она оставалась племянницей. А еще была родная кровь и честь рода. И между всем этим оказаться мне хотелось еще меньше.
— Но кто же влез к вам?! — изумилась моя покровительница.
— К сожалению, мне это неизвестно, — удрученно ответила я. — Дядюшка говорил, что его разыскивают, но это почти невозможно. Разве что негодяй сам сознается.
— Быть может, это было Ришем?
— Мне подумалось об этом, потому что кроме его светлости явных врагов у меня не было. Однако не берусь утверждать. Я была со сна и испугана, а он сбежал слишком быстро, чтобы я могла подтвердить свою догадку.
— А вдруг это тайный поклонник? — с горящим взором вопросила графиня Энкетт, присутствовавшая при разговоре. — Какой-нибудь безумец, который опасается показать свои чувства днем, а потому явившийся под покровом ночи, чтобы полюбоваться на предмет своего обожания? Это так романтично, — вздохнула она с умилением, и мы с герцогиней ответили ее сиятельству скептическими взглядами. Впрочем, графине они мечтать не помешали.
Ее светлость потеряла интерес к своей анд-фрейлине, вновь поглядела на меня и произнесла:
— Это был он, я уверена. Я знаю, что Дамхет водила к себе высокого статного мужчину. Мне докладывали. А еще ее как-то застали в парке за беседой с герцогом. Она тогда сказала, что беседа была невинна, но я хорошо знаю этого лиса. Он и невинность столь же разнятся, как и острослов с нашим дорогим егерем. И, сложив всё это, я делаю вывод, что Ришем воспользовался податливой женщиной, чтобы ночью пробраться до вашего окна. — Я с грустной улыбкой развела руками, показав, что это всего лишь догадки, и герцогиня закончила: — Теперь я, как следует, расспрошу графиню.
После допроса, устроенной анд-фрейлине, ее светлость уверилась в своей догадке и моей искренности, потому что графиня Дамхет твердила своей госпоже то же, что и королю: де, герцог и вправду был у нее, но не покидал комнат до самого утра. За этим последовала отставка и этой фрейлины.
— В моей свите шлюхам и предателям не место, — объявила герцогиня и отправила графиню к ее мужу. Затем возвысила одну из простых фрейлин до анд-фрейлины и объявила: — По возвращении в столицу я восполню потери. Это всё мелочи.
С королем ее светлость все-таки попыталась поговорить, однако встретила холодность и совет не лезть не в свое дело. Пришлось смириться, хоть любопытство королевской тетушки возросло до небес. Но главное, она поверила, что я ничего не скрываю, а большего мне было и не нужно.
— И всё ж таки, дитя мое, попытайтесь выведать у государя, чем его так прогневал герцог, — велела она, я лишь вздохнула.
Его Величество вновь отдалился от меня. Нет, он не прекратил со мной общения, мы снова прокатились на лошадях, правда, в этот раз без скачек и без поцелуев. Государь был подчеркнуто вежлив. Он расспрашивал меня о том, что лежит на моей душе, о взглядах и помыслах. О том, о чем я так тщательно молчала до этого. Мы даже немного поспорили, не повышая тона, но и только. Никакого ответа на мои притязания монарх не дал, словно расспрашивал меня из чистого любопытства. Впрочем, наверное, так оно и было. Всерьез меня он вряд ли принял. Однако я не спешила отчаиваться. Раз не разорвал со мной всякое общение, значит, надежда еще оставалась. По крайней мере, мне хотелось так думать.