Король наш великий – отец и защитник
Ведешь нас на битву иль к славе твоей…
— Довольно! — воскликнул государь, оборвав меня на полуслове. — Шанриз, у вас совершенно нет голоса. Вы поете ужасно.
— Но рвение и душевный порыв должны были искупить этот недостаток, — возразила я.
— И знание гимна похвально, — согласился Его Величество, правда, тут же и добавил: — Но всё это не уменьшает моих страданий.
— Зато искупают мои, — ответила я, глядя на него открытым взором.
— Так это месть? — изломил бровь монарх. — Она удалась, и что дальше?
— Я прошу выслушать меня, государь, — склонив голову, произнесла я.
Он накрыл ладонями подлокотники, окинул мне неспешным пристальным взглядом и усмехнулся.
— Признаться, я скучал.
Я открыла рот, собираясь идти в атаку, но тут же его и закрыла, ощутив растерянность. Менее всего я ожидала услышать нечто подобное. Холодность в голосе, равнодушие, строгость и укор – да, но не это признание. Мне казалось, что меня отчитают, может быть, будут язвительны и станут чеканить обвинения, на которые я стану отвечать, защищаться и доказывать, а выходило, что стояла и не знала, что ответить.
Государь усмехнулся и поднялся на ноги. Он приблизился и остановился всего в шаге от меня. Не спеша заговорить, монарх смотрел на меня, а я, ощутив неловкость, сделала то, чего не собиралась – опустилась глаза, не в силах выдержать пристальный взгляд.
— А вы? Вы скучали?
Подняв голову, я устремила на него удивленный взор и вновь попала в ловушку серых глаз. Во рту вдруг отчего-то пересохло, и я облизала губы. Его Величество, следивший за мной, сглотнул и подался вперед. Теперь наши лица оказались слишком близко друг от друга. Я… отпрянула. А после и вовсе отвернулась и обняла себя за плечи, а еще через мгновение мужские ладони легли поверх моих. Я ощутила спиной грудь монарха и нахмурилась, заставляя себя собраться. Происходило нечто такое, что шло вразрез со всеми моими намерениями, а самое ужасное – меня это завораживало. И тепло его тела, и уверенное касание рук, и мягкий, едва уловимый запах мужских духов.
— Так что же вы мне ответите? — немного хрипло спросил король.
— Что я… — мой голос сорвался, и пришлось прочистить горло. А потом я вспомнила все свои переживания, волнение, страх, а еще его молчание, отчуждение и веру в мою вину, и это вернуло праведное негодование, потому следующую фразу я сказала твердо: — Я скажу, что скучала, государь. На третий день вашего отсутствия мне стало не хватать вашего общества, — объятья монарха стали крепче, и я продолжила: — Но потом вы вернулись и оскорбили меня. Обида вытеснила тоску.
И он отпустил меня. Я развернулась и увидела спину короля. Он вернулся к своему столу, но не к прерванному занятию. Уселся на его край и скрестил руки на груди. Теперь государь смотрел на меня иным взглядом. В нем было любопытство и ирония, а еще что-то такое, от чего хотелось склонить голову, попросить прощение и уйти. Но ничего из этого я не сделала.
— Стало быть, вы обижены на меня? — спросил Его Величество. — И что же так сильно ранило вас?
— Несправедливость, — ответила я. — Прошу прощения, государь, но я и вправду считаю обвинения несправедливыми. Все мы, кого считают виновными в этом гнусном и грязном деле, всего лишь жертвы. Бедный барон Гард попал в темницу лишь потому, что оказался удобной жертвой…
— Так вы переживаете за барона? — немного сухо спросил король.
— Он мой друг, Ваше Величество, — ответила я с неожиданно подкатившими к горлу слезами. — У меня слишком мало друзей, чтобы походя отмахиваться от их горестей и бед. И барон никогда бы… — я замолчала, чтоб задавить в себе вдруг проснувшуюся женщину с ее страданиями. Государь теперь не перебивал, просто слушал, и я продолжила, как только ощутила прежнюю твердость: — Я знаю точно, что Гард не опаивал Ришема, как знаю, что он никогда бы не поверил в то, что я могу быть замешана в каком-нибудь преступлении.
— Откуда такая уверенность, ваша милость?
— Потому что он мне доверяет, как и я его милости. Так поступают друзья, они защищают тех, кто им дорог…
— Стало быть, я вам не друг, вы это хотите сказать, баронесса?
Его Величество поднялся со стола и неспешно направился ко мне. Его взгляд вновь наполнился живейшим интересом. Гнева не было, только вот это вот любопытство, будто перед ним стояла неведомая зверушка, а не хорошо знакомый человек. Я вдруг ощутила трепет, осознав, что гнев на самом деле есть, только он скрыт вот под этим взглядом, больше напоминавшим издевку.
— Ну же, ваша милость, выскажетесь до конца, — подначил меня государь. — У вас ведь есть, что еще мне сказать? Давайте, дорогая, не стесняйтесь. Перед вами всего лишь ваш сюзерен, так излейте на него свою желчь. Я вас слушаю, Шанриз, очень внимательно слушаю.