Дорогой, единственный, любимый

На туалетном столике, перед зеркалом в тяжелой раме, расположилась целая коллекция баночек, бутылочек и флакончиков. В зеркале отражалась керосиновая лампа с фигурным абажуром — она наполняла комнату мягким, теплым светом.

Посреди спальни гордо возвышалась кровать красного дерева с резьбой ручной работы. На ней не было ни полога, ни покрывала. В изножье кровати стоял огромный комод, по обе стороны изголовья — два столика, застеленные пожелтевшими кружевными салфетками. На столиках стояли… должно быть, газовые лампы или подсвечники, предположила Мелоди.

Еще несколько таких же столиков, уставленных фотографиями в старинных рамках, были расставлены по комнате. Между кроватью и мраморным камином располагался стол побольше, а вокруг — четыре стула.

Дверь в дальнем конце спальни — Мелоди это помнила — отделяла стенной шкаф, отделанный кедром. По обе стороны двери стояли, словно охраняя вход, огромный комод красного дерева и такой же гардероб.

Мелоди поставила лампу на пол и открыла комод. Слезы уже высохли, и, вытаскивая из шкафа перину, она невольно улыбнулась. Перина у тетушки Прю, может быть, и старомодная, но теплая. А сейчас это главное.

Собирая материал для исторического романа, Мелоди прочла кое-что о перинах. В те времена, когда центрального отопления и в помине не было, холодными зимними ночами толстые тюфяки защищали своих владельцев от сквозняков. И в наше время перины, кажется, вновь входят в моду.

Мелоди читала, что перину стелят как под простыню, так и поверх нее. Прикинув, сколько лет эту перину не стирали, она избрала первый способ.

— Я же не делаю ничего сверхъестественного, — ворчала она, с трудом взбивая перину и расстилая ее на кровати. Голова у нее раскалывалась, в глаза словно песку насыпали. — Тетушка Прю занималась этим каждый вечер. Ей, кстати, было за восемьдесят!

Покрытая периной кровать была устрашающе высокой. Чтобы постелить простыню и одеяло, Мелоди пришлось залезть на скамеечку для ног.

…Десять дней после получения письма прошли как в тумане. Мелоди не верила, что сумеет совладать с судьбой, с такими внезапными переменами в своей тихой размеренной жизни. Майкл всегда называл жену «домашней киской». Уже и не припомнить, сколько раз он прекращал их споры одними и теми же словами: «Ты боишься перемен, Мелоди, всегда ждешь худшего. Занимайся своим делом, а остальное предоставь мне».

А теперь она как последняя дура забыла обо всех предостережениях и, очертя голову, ринулась в неизвестность! Ее прошлая жизнь, казалось, была окутана какой-то уютной дымкой. Ветер перемен рассеял туман, и теперь Мелоди стояла посреди бескрайней равнины, одинокая и беззащитная.

Дома она сдерживала слезы: ведь Элмон и Джорджия терпеть не могли, когда она плачет. Потом стало не до слез: Мелоди собирала вещи. Она должна была встретить неизвестность во всеоружии, и на истерику не оставалось ни времени, ни сил. А в пути было и вовсе не до того: какие там слезы, когда того и гляди слетишь в пропасть!

Она готова была разрыдаться, когда поднималась по крутым каменным ступеням, ведущим с улицы во внутренний дворик. Луна и звезды скрылись за тяжелыми тучами. При слабом свете фонарика Мелоди добралась до угла дома. Там, за кустом азалии, стоял большой, невообразимо уродливый розовый бетонный лебедь. Рядом примостился утенок, раскрашенный под чирка — в ярко-зеленый и желтый цвета. Да-да, желтый и зеленый. Со словами: «Один из вас должен уйти», Мелоди положила фонарик и, пыхтя, отодвинула утенка. Под ним, как и обещала секретарша мистера Крауна, лежал массивный ключ — ключ от парадных дверей тетушки Прю…

Мелоди тряхнула головой, отгоняя воспоминания, и отправилась в другую комнату за подушками. Ноги у нее подкашивались, в голове прокручивались события сегодняшнего безумного дня.

— Знаешь, Тилли, — призналась она кошке, следующей за ней по пятам, — я думала, что найду ключ — и все, конец мучениям. Идиотка. Но откуда я могла знать, что здесь нет электричества?

Тилли сочувственно мяукнула.

Мелоди бросила подушки на кровать, и кошка тут же вспрыгнула туда.

— Совершенно верно, Тилли, — с горечью продолжала Мелоди. — Майкл на моем месте подумал бы об электричестве. Уж его-то трудно было застать врасплох! Элмон просто обрадовалась бы новому приключению. Джорджия минут пять ругалась бы на чем свет стоит, а потом махнула бы рукой. А я?

А она из последних сил сдерживает слезы.

…Из прихожей Мелоди вошла в жилую комнату. Пощелкала выключателем — никакого эффекта. Слабый луч фонарика скользил по пузатым шкафам, изящным столикам, стульям с гнутыми спинками, и Мелоди чувствовала, как шевелятся волосы у нее на затылке.

— Как призраки, — прошептала она, и, казалось, эхо отозвалось на ее шепот. — Сколько призраков!

Пятясь, Мелоди вышла из комнаты. По правую руку осталась гостиная, но туда она заходить не стала, а отправилась прямиком на кухню.