Дороги и тропы

В первый раз я увидел усадьбу из низко летящего самолета. Дорога. Постройки. Сад. Лес, уходящий за горизонт. Путеводитель по Ясной Поляне утверждает: именно так выглядела усадьба и шестьдесят шесть лет назад, когда Лев Толстой был еще жив. Дом с соломенной крышей за поворотом дороги помнит ночь 28 октября 1910 года, когда бородатый старик постучал в дверь, разбудил кучера и навсегда уехал из Ясной Поляны. В длинной белой постройке слева бережно хранится повозка этого последнего путешествия. Большой белый дом — самая давняя из построек усадьбы. Но в этом доме писатель не жил. Тут были склады и мастерские. Семья Толстых жила в гуще парка сзади этой постройки.

Важной частью Ясной Поляны всегда была дорога в усадьбу. Сейчас по этой дороге за год проходит 200 тысяч людей.

Порог дома Толстого переступали люди из девяноста пяти государств мира. Паломничество началось еще при жизни писателя. Обстановка дома, книги, вещи, которых касалась рука великого человека, продолжают разговор Толстого с каждым из приходящих сегодня. На дереве — колокол. В старой усадьбе он созывал домочадцев. Дерево выросло, оплыло колокол, и он стал частью ствола старого вяза. Часы. Старые английские часы в футляре, похожие на лондонскую часовую башню «Биг Бен». Стрелки ходят по медному кругу. В окошко видно число. Часам двести тридцать пять лет. В 1828 году в августе часы показали 28-е число. В этот счастливый день родился мальчик, названный Львом. Эти же часы бесстрастно обозначили и последний день человека...

Предметы, хранящие память о жизни... Перо на столе. Обычное перо № 86 в деревянной некрашеной ручке. Обычные пожелтевшие листы бумаги. У стола — маленькое, почти детское кресло. Не верится, что на нем мог сидеть бородач, пристально глядящий на тебя со стены. Он был, оказывается, среднего роста, этот великан. Пустое кресло. Среди пишущих на земле нет пока человека, который мог бы по праву занять, это кресло... Столик с подарками почитателей, керосиновая лампа. Портрет Диккенса. Великий русский очень любил великого англичанина... Кувшин для умывания. Простая железная кровать с медными шишками, белое покрывало, белая стираная толстовка... Ты много слышал и читал о простоте быта этого человека, но эта простота все-таки поражает. Металлические гантели, пожелтевшая коробка с лекарствами, арапник — погонять лошадь. Две свечи на столе. Он потушил их, покидая навсегда дом. С той поры свечи не зажигались ни разу... Маленький глобус — с два кулака земной шар. На нем писатель определял, откуда в Ясную Поляну пришло очередное письмо. Много шло писем. Одно — из Америки. Написали его три тысячи негров из штата Индиана... Надо было прожить великую жизнь, чтобы негры просили заступничества у русского графа.

Триста восемьдесят четыре гектара заповедной земли. Лес, речка Воронка, пруды, скамейки, аллеи, луга, дорожки. Ясени, двухсотлетние дубы и липы, припорошенные первым снегом... Горы написанного и признанного миром питались тем, что видел и чувствовал тут писатель за многие годы жизни. «Этот дуб описан в «Войне и мире...» — привычно говорит девушка-экскурсовод. «Этот луг описан...» «Эта аллея, помните, тоже в «Войне и мире»... И так все время, пока мы идем по лесным и садовым дорожкам. Урожай мудрости с этой земли велик потому, что человек-писатель мудро жил на земле. Рука, державшая перо, держала тут также и соху, и косу, и шило, топор, вожжи, ружье, весла. У графа были мужицкие руки. «Я теперь вот уже 6-й день кошу траву с мужиками по целым дням и не могу вам описать не удовольствие, но счастье, которое я при этом испытываю...»

Толстой необъятен, каждый свое найдет у этого мудреца. Но все люди во все времена будут учиться у Толстого остро чувствовать и ценить жизнь. Вот его дневниковая запись после одной из прогулок в яснополянский лес: «...Вышел за Заказ вечером и заплакал от радости благодарной — за жизнь».

Думая о закате, он и схоронить себя попросил среди этой природы. Из всех великих могил его могила — самая простая и строгая: старые липы на краю лога, бугорок земли, укрытый еловыми ветками. Сейчас на первом снегу рядом — следы птиц, лосей, зайцев... И к лесу идет вот этот человеческий след — большая дорога со всего света.

ТИХИЙ ДОН

Под Тулой, где Дон начинается, я бросил щепку и шел по берегу, вполне поспевая за течением маленькой речки. Жиденький ручеек продирался по камышам, стаду гусей было на нем тесно. А внизу, под Ростовом, на той же реке теснились, как гуси, большие белые пароходы. Но и тут спичечный коробок по воде не обогнал пешехода.