В руке он сжимал острый, украшенный желтыми камнями нож. Красивый. Вика тоже была красива в открытом платье и с распущенными волнами волос ночного цвета. И было что-то еще живое в тумане. Он знал, что Вика теперь не она, а оборотень. Не безобидный волк, а тот, который в душе. Тот, в котором чужой разум. Он подошел к телу, уже зная, что должен сделать. Прямое треугольное лезвие зависло над неподвижной грудью девушки. И Вика открыла глаза. Темные и неподвижные. Таких глаз у нее он никогда не видел.
Она смотрела покойницей.
У него отяжелели ноги, и затряслась рука с ножом. Вика приоткрыла губы, блеснули длинные, белые клыки. Илья плакал от горя во сне, но страха не было. Было странное, тупое упорство.
Он опустил нож в белое. Просыпаясь, услышал слабый стон.
С отвращением выдираясь из сна, Илья слабо забарахтался в постели. Разлепил тяжелые веки. Первое, что он узрел, была картина на стене, он все хотел спросить Отшельника об авторе.
На белом снегу под серым зимним небом человек в черном рваном плаще прижимался к высокому кресту. Илья встретился с ним глазами.
«С добрым утром!» — подумал Илья мрачно. Картина впечатляла.
К чему бы это такое снится? Ну-ка, проинтерпретируй по Фрейду и мадам Ленорман, хмыкнул он про себя. Валерьянку будем пить, лет по двести станем жить. Вскочил с кровати и, не открывая глаз, встал в стойку на одной ноге с вытянутыми руками, словно отталкиваясь ладонями и пяткой от невидимой стены. Через полчаса сменил ногу. Скоро тело заныло, и он прекратил упражнение. Вот мы как! Отшельник знал цигун в совершенстве и мог бы стоять в такой позе часами. Вспомнив об этом, Илья немного поморщился, но утешил себя тем, что хозяин уже старый, а у него все впереди.
После того, как на завтрак они съели по основательной миске окрошки (готовили поочередно), Отшельник отхлебнул кофе из бело-голубой чашечки мейсенского фарфора и предложил:
— Съездим поразвеяться. Покажу интересное место. Бабай во сне не давил?
— Хуже. Вампиры снились.
— Это к дождю. Возьмем с собою зонтик.
Старший товарищ и сэнсэй отставил пустую чашку, потянулся с удовольствием, как сытый кот на полатях. На этот раз он был в кремовом джинсовом костюме и при галстуке-шнурке.
Вышли они почему-то на плоскую крышу. Подойдя к парапету на краю, Отшельник нажал что-то на поясе. Квадратный кусок кровли разошелся на две половины, и на плите подъемника с тихим гулом явился красно-белый вертолет с яйцевидным фюзеляжем, сплошь застекленной кабиной, на широко расставленных полозьях.
— «Хьюз-530»[2], - пояснил бородач и открыл переднюю дверцу с овальным стеклом. — Лезь, чего же ты?
Он уже надевал черный шлем с окуляром перед левым глазом.
— Это что? — показал Илья.
— Нашлемный прицел. Вертолет оборудован встроенной шестиствольной пушкой, кевларовой броней и системой катапультирования, что стоит на камовских машинах. Так что не бойся. Мы за отечество постоять сумеем, ежели что.
Илья плюхнулся в удобное кресло, застегнул пряжки. Нахлобучил шлем с мягким подбоем. Отшельник рядом коснулся нескольких клавиш на приборной доске. Подсветка приборов затлела желтым. В ушах раздался мелодичный женский голос речевого синтезатора:
— Питание включено.
Пятилопастный ротор двинулся под басовый звук.
— Правый двигатель включен. Левый двигатель включен. К взлету готов.
Отшельник, зараза, ухмылялся ободряюще:
— Не дрейфь, не уроню!
Вертолет по крутой дуге пошел вверх, вверх. Илье стало слегка неудобно в районе желудка. Пыльная земля отодвинулась и развернулась. Темное птичье тело мелькнуло рядом, едва не задев остекления.
Сколько они пролетели, Илья не мог бы сказать: он забыл взглянуть на приборы. Но теперь под вертолетом расстилались невысокие, покрытые травой холмы. А за кольцом безлесых холмов в земле зияла страшная, опаленная рана. Глубоко уходящая заплывшая воронка, верно, занимала квадратные километры.
— До сих пор не заросла… — негромко произнес пилот, но радио отчетливо донесло слова до Ильи. Он вопросительно глянул влево и хотел задать вопрос, но Отшельник опередил:
— Здесь был ядерный удар. Даже четыре удара. Наверное, еще сотню лет будет видно. Надивился? Тогда идем домой. Когда-нибудь узнаешь и про это.
Илья закончил омовение и вышел из ванной в розовом махровом халате. Поджарым, похудевшим задом упал на тахту и потянулся к зеленой обложке недочитанного «Чужого в чужой земле» Хайнлайна, когда в дверь постучали. Отшельник никогда не входил без приглашения. Илья подозревал, что у райских врат он так же тактично и осторожно постучит, прежде чем войти.
Лицо у сэнсэя на сей раз было необычное. Все в том же светлом костюме и плетеных туфлях — он не переодевался. Отшельник присел в кресло и негромко сказал, проведя ладонью вдоль щеки, словно хотел, по давней привычке, пощупать шрам.
— Есть важный разговор…
…Через полчаса он закончил:
— У тебя есть три варианта. Либо ты отказываешься, получаешь свою сумму и отбываешь домой. Но тогда эту часть твоей памяти мы аккуратно сотрем.
— Вы и это умеете?!