Было бы жестоко с моей стороны превращать этакую светскую болтовню в судовой журнал, иначе, я всерьёз опасаюсь, что ты помрёшь со скуки, если это письмо станет чересчур подробным. Достаточно и того, что я в нескольких словах опишу предстоящий маршрут, дабы ты мысленно представила его и, умножив на время, проведённое в дороге, не пеняла мне за длительное молчание.
Итак, покинув Америку, мы минуем Азорские острова, и, подойдя к противоположному берегу, высадимся в Аркашоне. Там мы сядем на поезд до Бардо, отправимся в Тур и Орлеан, где совершим небольшую велосипедную прогулку вдоль набережной Луары, и, наконец, достигнем Парижа тем самым способом, каким ранее переправляли только уголь и известняк. Браво гениям, чья научная мысль пересадила всех нас с лошади на локомотив, и ещё тем, чьи думы устремлены в небо! Помяни моё слово, близок час, когда воздухоплаванье станет общедоступным удовольствием.
Что же дальше? Страсбург! С его дворцами и величественными соборами, сошедшими со страниц готических романов, и, конечно же, Гранд-Иль, опоясанный лазурными водами реки, изрядно обмелевшей в это время года. Паром доставит нас до центра города и обратно, где мы с Виктором планируем задержаться на несколько дней перед поездкой в Женеву. Там мы возьмём напрокат автомобиль, чтобы наши руки были развязаны, и мы как можно скорее достигли цели всего путешествия - маленькой деревушки Бергдорф у подножия швейцарских Альп. Мы пробудем там с середины лета до начала осени, чтобы восстановить истраченные силы перед триумфальным возвращением в Нью-Йорк.
Сойдя на берег, я отправлю тебе это письмо из первого же почтового отделения.
Целую твоё хрупкое, костлявое плечико,
неукротимая
Мисс Л. Бергер
5 Третья Авеню
Нью-Йорк
США
Дорогая
Здесь всё именно так, как ты описывала. Благо, я переношу любую дорогу прекрасно, и ничто - ни морская болезнь, ни длительные переезды, ни утомительные пешие переходы - не омрачили впечатления об увиденном. Наоборот, после торопливой суеты вокзалов, поскрипывания телег на старинных улицах, ненавязчивого шепота ветхих зданий музеев переходящего в обыкновенный городской галдёж, ярких вывесок модных магазинов и выкриков ресторанных зазывал, бесконечной тряски по неровным дорогам я вдруг переступила черту, отделяющую одну вселенную от другой. Здесь, в этом буколическом царстве, нет культурной жизни в нашем обыкновенном понимании, но даже оказавшись в такой глуши, ты не чувствуешь лишений. Само по себе это уже удивительно! Резко очерченные горные пики; щедро орошаемые солнцем зелёные луга с крупными кляксами цветов - броскими, как восточная джеллаба; хрустальной чистоты озёра, обрамлённые пышными зарослями сосен и рододендрона... Имей терпение, Фиона Уотс, и уже к началу августа ты увидишь, как зацветает розовый вереск!
О, моя дорогая, тебе хорошо знаком этот край, и одно только упоминание о нём рождает в груди чувство ностальгического упоения и светлой грусти. Я же человек иного толка, и боюсь, через недельку-другую эта совершенная идиллия мне наскучит. Что тогда делать? Куда податься?
Я выражаю опасения заранее, и, как надеюсь, зря. Нынче же, переступив порог сказочной страны, умиляюсь всему, что встречаю по дороге. Прочь дурные мысли, толкающие на путь очередного безрассудства! Прочь ненасытную тягу к бродяжничеству! Уж лучше я расскажу тебе о гостинице, в которой мы поселились: стены её из марципана, окна из тончайшей карамели, а внутри пахнет ванилью. Ты улыбаешься, покачиваясь в своём кресле, а я ничуть не преувеличиваю. В ней сдаются всего три спальни, и надо ж такому случиться, мы с Виктором - пока единственные постояльцы. Прочие ожидаются к концу июля. Такое уединение мне не по душе, но что поделать? Каждый вторник сюда наведывается почтовый автомобиль, чтобы забрать корреспонденцию и доставить свежую прессу. Представь себе, здесь никто не читает американских газет!
Другими словами, смерив гордыню, я отдаюсь на милость природы. Пусть развлекает меня эти дни она или же начинка винного погреба, расположенного тут же, внизу.
К слову, перед гостиницей разбит уютный садик. Вытянутые головки львиного зева чинно кланяются пышной поросли многоцветной виолы, а там, вдали, минуя несколько безлесных, покрытых сочной травой участков, виднеется несколько одиноко стоящих деревьев. Это сосны. Говорят, они растут в горах так медленно, что некоторые доживают до весьма почтенного возраста в четыреста, а то и пятьсот лет! Даже отсюда я могу наблюдать, что это - гиганты, которых не встретишь в наших краях. Кто-нибудь да нашёл приют в их кронах, и, расположившись под ними, я надеюсь насладиться птичьим щебетом во время недолгого привала после лёгкой пешей прогулки.