Дорога в жизнь

– Мы сидим, молчим – вроде бы как посторонние, нас не спрашивают. А Петька слушал-слушал да как вскинется: «А к нам? – говорит. – К нам приедут?» Лучинкин ему: «У вас пока нет пионерского отряда». А Петька: «Так мы что, хуже буржуев?» Они все засмеялись, а потом товарищ Лучинкин говорит своим… ну, тем, кто там к нему пришел: «У них (это у нас, значит) хорошая обстановка. И дисциплина. Предлагаю подумать». И потом нам говорит: «Езжайте, – говорит, – ребята, а мы тут подумаем и вам сообщим».

На лице у Петьки – смесь гордости и испуга. Кажется, он сейчас и сам с трудом верит, что он так храбро разговаривал там, в Ленинграде, и не где-нибудь, а в бюро пионеров.

– Как думаете, Семен Афанасьевич, пришлют к нам? – спрашивает Король.

– Думаю, могут прислать. Если пришлют, очень хорошо. Только надо помнить: этим ребятам нужен большой отдых. В Германии сейчас трудно. А они к тому же дети безработных. Значит, и холодали и голодали.

– А говорить-то с ними как? – озабоченно спрашивает Коробочкин.

– Если француз или немец – не беда. Софья Михайловна знает немецкий, Галина Константиновна – французский.

– Чудно! – вздыхает кто-то.

– Что ж чудного? Вот с осени и вы начнете учить немецкий.

– У-у! Я учил, было дело! – смеется Коробочкин. – Вас ист дас – тинтенфас! Ничего не получится!

– Я немного знаю немецкий, – говорит вдруг Репин.

Король смотрит на него ненавидящими глазами, с презрением, с отвращением, словно перед ним и не человек даже.

– Ты! Ты им такого наговоришь…

И, весь потемнев, поворачивается и уходит.

– Это очень важно, Андрей, – спокойно говорит Софья Михайловна. – Если ты только не позабыл. Язык забывается очень быстро.

– Я с детства… нет, я хорошо помню. Я от нечего делать себя проверял много раз, – так же спокойно, словно здесь и не было никакого Короля, отвечает Андрей.

34. КУКША – ПТИЦА СУХОПУТНАЯ

Что ни день, то новости.

Пришла телеграмма от Лучинкина: если мы не возражаем, то двое детей из Германии пробудут у нас около месяца. Надо бы запросить отдел народного образования, но мы тут же, еще не спрашивая, не раздумывая, дали ответную телеграмму: конечно, не возражаем! Рады! Ждем! Встретим!

А на другой день мы чуть свет отправились в лес – разведчики, Король и я.

Миновали парк, березовую рощу. Потом пересекли проселочную дорогу – и вот он, лес! Береза здесь мешалась с осиной, изредка среди них высилась огромная гладкоствольная сосна, и надо было запрокинуть голову, чтоб увидеть далеко над собой, в ясном синем небе, ее широкую крону. Лес был весь серебристый, сквозной и легкий.

Шли, молчали. Похрустывал сухой сучок под ногой, дышала листва. Ночью прошел дождь, и земля, травы, кусты – все пахло щедро и радостно.

– Земляника! – почему-то шепотом сказал кто-то.

И мы принялись шарить в прохладной, непросохшей траве.

– Ну, хватит. Теперь глядите в оба! – грозно говорит Король. – Про всё спрошу!

Петька еще шире всегдашнего раскрывает глаза, словно так он больше увидит и запомнит. В руках у разведчиков по маленькому блокноту и карандашу, но это больше так, для порядка, – глаза их записывают лучше, чем руки.

И вдруг в просторной лесной тишине мы услышали голос – кто-то шел за деревьями и громко говорил:

Я пришел к тебе с приветом,
Рассказать, что солнце встало,
Что оно горячим светом
По листам затрепетало;
Рассказать, что лес проснулся,
Весь проснулся, веткой каждой…

Мы остановились, переглянулись. А голос все говорил:

Каждой птицей встрепенулся
И весенней полон жаждой…

Он рассказывал нам о том, что было вокруг нас в эту минуту, – о солнце, о зелени листвы, о синеве неба…

Рассказать, что отовсюду
На меня весельем веет…

– Эй! – крикнул Король.

– Э-гей! – охотно откликнулся голос и умолк выжидая.

Мы сделали еще с десяток шагов и увидели среди стволов человека, шедшего навстречу.

Он был очень высок. Седые волосы, большой – куполом – лоб. Густосиние глаза, – прежде я думал, что глаза такой густой синевы бывают только у детей. Усы тоже седые, но не прямой чертой над губами, а как-то немного наискосок. Это придавало его лицу неожиданно лукавое, почти озорное выражение. Такое у человека лицо, что хоть он и весь седой, а стариком его не назовешь. На нем куртка и высокие сапоги, а из кармана выглядывает книга. Кто такой? Лесничий, может быть? По правую руку от него, не отставая и не забегая вперед, важно выступал огромный пес – овчарка, но не чистокровная и от этого еще больше похожая на волка. Пес строго посмотрел на нас и даже не залаял от важности, а только насторожил острые уши и показал клыки.

– Ух, како-ой! – воскликнул Петька и даже отступил на шаг. Неизвестно, чего тут было больше – восхищения или испуга.

– Доброе утро! – сказал незнакомец.

– Здравствуйте! – не в лад ответили мы.