Дорога в рай

Ему снилось, что он снова на бесконечной дороге в пустыне, следует за бетонной лентой под прекрасным звездным небом, среди отбеленного луной пейзажа. Пат была рядом с ним, улыбалась ему, одетая в кружевное белое платье, в котором она была на ужине в «Винсенте».

Это был неплохой сон, за исключением того, что мозг Майкла напомнил ему о тех событиях, которые привели его в этот номер мотеля, и это сопровождалось каким-то помутнением рассудка. Он знал, что он спит, но был не властен над своим сном. Все же сидевшая рядом с ним Пат, которая не разговаривала, а только улыбалась ему, случайно касаясь его плеча, ноги или руки, и Джонни Матис, поющий несуществующую песню о любви, действовали на него успокаивающе.

Потом Майкл посмотрел на жену, но это был уже кто-то Другой, женщина, которую он однажды любил, целую вечность назад. Эстелъ жестоко убили, ее пытали, а потом сожгли, и он нашел ее тело. Тогда он был еще двадцатилетним парнем, который, конечно, видел ужасные вещи на войне, но это нельзя было сравнить с красивой женщиной, которую пытали, а потом сожгли.Во сне Эстель была по-прежнему красивой, со светлыми волосами и зелеными глазами, с прической по моде сороковых годов, с макияжем, в голубом платье с блестками на груди, а потом это была Пат с прической сороковых годов, с макияжем, в голубом платье. Майкл посмотрел на дорогу, потом на нее. Пат теперь улыбалась, как скелет, ее волосы превратились в ужасный парик с торчащими во все стороны клочьями, лицо было изранено, нос сломан, рот в крови, одного глаза нет, на щеке следы от ножа для колки льда, горло перерезано от уха до уха, обнаженные руки все в синяках и порезах, а нижняя часть тела превратилась в обуглившуюся массу, рассыпающеюся пеплом. Он съехал на обочину – и тут резко зазвонил телефон. Майкл сел на кровати, весь покрытый потом, несмотря на то что кондиционер был включен.

Но Майкл успел отдохнуть, и длинноволосый администратор (больше не угрюмый) получил двадцать пять баксов, опять (или всееще?) играла «Лестница на небеса», и Майкл выехал – теперь по шоссе номер девяносто пять – в Рено.

Квартал Пайнвью в Инклайн-Вилладж простирался до Деревенских домиков, построенных возле сосен, стоящих сплошной стеной: стилизованный мир, отделенный от рабросанных хижин в стиле ранчо, загородного клуба с видом на поле для гольфа, возле которого когда-то жили Сатариано.

К типичному для этой местности дому Грейсов вела подъездная дорожка, поднимающаяся к двойному гаражу в подвале. Уклон был сделан для того, чтобы с первого этажа открывался величественный вид на зеленый пейзаж. Это позволило Майклу подъехать и припарковаться на склоне так, чтобы никто, проходящий мимо, не заметил «линкольн».

Пустынная дорога из Вегаса в Рено заняла семь часов. Учитывая июньскую жару, Майкл старался не перегружать кондиционер – шоссе номер девяносто пять проходило по краю долины Смерти – и снова не давал баку опустеть и следил за радиатором. Он даже перекусил около двух.

Обед напоминал скорее завтрак, но Майкл смог подкрепить свои силы.

Он слушал музыку, в основном записи Сэми Дэвис, Эллы, Бобби Ди, Джоан Саммерс – он перестал слушать Синатру в Волкер-Лейн, во время вспышки ненависти к мафии – и снова впал в поток монотонности, которая была как нельзя кстати. До Спаркса движение было не очень оживленным. Несмотря на тяжелую поездку, Майкл почувствовал прилив сил, въехав в Рено, «самый большой маленький город в мире», и мчась по привычным окрестностям. Это ощущение только усилилось за получасовую поездку к северному берегу Тахо.

Сейчас Майкл изучал гараж Грейсов. Машин там не было. Майкл осторожно обошел вокруг деревянного дома – он набросил на рубашку спортивную куртку, чтобы спрятать пистолет за поясом, – и проверил окна. За пять минут он убедился, что дом пуст.

Поднявшись на деревянную террасу, Майкл оказался возле стеклянной двери в кухню, которая, со всеми атрибутами сельского домика, была как две капли воды похожа на кухни в тех домах, в которых жил Майкл. Он открыл дверь, сильно толкнув ее, – ему даже не пришлось разбивать стекло.

Интерьер дома был псевдодеревенским, начиная с кухни, обставленной сосновой мебелью, с ситцевыми обоями, бытовой техникой цвета авокадо, полками с кувшинами, купленными на блошином рынке, и окнами с разнообразными деревянными ложками, которые висели вертикально и горизонтально.

Раковина, полная грязной посуды, хранила остатки обеда, приготовленного на двоих. В полном мусорном ведре лежали пустые банки из-под «Таба» – любимого напитка его дочери. На большом календаре с фотографией моста в Новой Англии были жирные записи. В глаза Майклу бросилась строка, перечеркивающая пять дней, включая сегодняшний и завтрашний: «Боб, Джанет и Карибы!»