Дорога в РАЙ

Пароход Дальневосточного морского пароходства, на который он был направлен машинным учеником, делал по Ленд-лизу челночные рейсы между материками восточной Азии и северной Америки через бурные широты Тихого океана вдоль Камчатки, где была меньшая вероятность быть торпедированным. В историю Дальневосточного морского пароходства они войдут как Огненные рейсы. И не для красного словца. За годы войны были потеряны пароходством 25 пароходов, идущих в одиночку. Торговые моряки пароходства уходили в рейс, готовые ко всему как фронтовики, идущие в атаку. И частью их были юнги. И он в их числе. Во втором рейсе он уже стоял ходовую вахту. И не только вахту. По боевой тревоге мог мигом быть и в шторм, и в штиль, и в любое время суток у эрликона. А по шлюпочной срывался с койки и мчался к своей приписанной по расписанию спасательной шлюпки. Все могло быть. И было. Тонули юнги вмести со всеми, а было им в среднем по 14 -15 лет. Памятник бы пацанам поставить в торговом порту Владивостока и не в тельняшке да бескозырке, а в джинсовой робе и в задних карманах расклешенных брюк с мореходкой и пачкой сигарет «Кэмел». А какие для ребят в Америке соблазны были. Все магазины переполнены товарами, от которых неискушенные глаза разбегались. И в продуктовых чего только нет. И никаких очередей. Купишь что, тут тебе и «Танькью», да еще и с улыбкой. В каждом подъезде автоматы с мелочёвкой. Сунешь цент, тут тебе и напиток любой, да еще охлаждённый, сладости разные, сигареты. А туалеты какие, ребятам и не снились. Сядешь – и вставать не хочется. Какая война. Их и усыновлять предлагали. Да какое там. Маму забыть. А Родину!? Она в беде, а он будет на чужбине в шикарном гальюне нежится. Предателей среди них не было. Только домой, только к Родине приплыть, доставив груз фронту в полной сохранности и не уйти дно. «За русалкой на мертвое дно» как говаривали просоленные моряки.

Но его Бог миловал. Видно, мама усердно молилась святой Мадонне с младенцем на руках. Деревянная Икона ее, сколько он себя помнил, висела в доме в Красном углу гостиной. Доска потемнела. Пошла трещинами. Но святые лики на ней время хранило. Они были светлыми. И Божия Матерь оставалось в вечной заботе о своем чудо-сыне. И благостное материнское чувство ее сохранить свое чадо передавалось каждой родительницы, которая смотрела на нее с душевной надеждой и верой. Мама была из тех. Она в поклонах своих и молитвах, просила святую Икону оберегать в Океане и ее Никонорку.

Смотрел в следующий осколок и гордился сейчас, но не собой, а всем что происходило в его любимом Владивостоке.

Стоянки во Владивостоке были коротким. Пароход в девять тысяч тонн военного груза на борту разгружали за несколько суток, моряки порой и на берег не успевали сходить. И вся надежда была на скорую победу.

Она пришла. Встретили ее по ту сторону океана. Ликовали всем миром, как кровные братья на планете. С причала неслось: «Рассшин – виктория! Сталин – виктория!» А Николаю скорей бы во Владивосток да маму обнять.

И тут известие, как гром среди ясного неба: в проливе Лаперуза потоплено в полном грузу самое большое судно Дальневосточного пароходства «Трансбалт», идущий уже в открытую со всеми сигнальными огнями из Америки во Владивосток. Утонуло пять членов команды. Среди них его одногодок машинный ученик Алеша Малявин. С ним он попрощался в Сиэтле при отходе. Пароходы стояли у причала корма к корме. Алеша махнул куском масленой ветоши, как гордым атрибутом. Носили ее юнги в заднем кармане рабочих брюк навыпуск, чтоб все видели, что они из машины команда и никакие-то там маслопупы, как их называли палубные ученики, а кочегары да машинисты. А палубу шваброй драить всяк салага сможет.

– Встретимся в Фиалке, – уверено заверил Алеша, улыбаясь во весь рот.

Фиалкой торговые моряки прозвали скверик у летнего цирка, неподалеку от ворот в порт, видимо за то, что девчушки Владивостока встречали их там всегда с букетиками фиалок, такими же по-весеннему нежными как их глаза, открытые ресницами для первой любви.

– Завидую, – тоже махнул своей ветошью Николай. – Нам еще стоять да стоять. Что-то с погрузкой на этот раз резину тянут…

Вот и позавидовал. И заныло в памяти из той же песни торговых моряков: «Напрасно старушка ждет сына домой».

В конце июля, возвращаясь во Владивосток, на месте гибели «Трансбалта» дали длительные гудки. Вся команда, свободная от вахт, вышла на верхнюю палубу. Почему-то с вызовом ждали японский крейсер, всю войну курсирующий в проливе Лаперузы с проверкой торговых судов ДМП. Но его не было.

– Затаились япошки, – выдавил из себя пожилой боцман. – Чувствуют чья собака кость съела. Но подождите она у вас в горле встанет. – и, забывшись, впервые плюнул против ветра.

А темные волны бились о борт, скрывая тех, кто никогда не всплывет из холодной глубины в том числе и Алешу.

И этот осколок до сих пор колит сердце.

Николай тогда еще не знал, да и не мог знать, сколько его сверстников осталось в глубине Тихого океана. А их было: 13 мальчишек и в основном по 14 лет. Их имена на черном граните на берегу Золотого рога.