Дорога яви

— Я?.. — наемница будто очнулась от сна — а может, и в самом деле успела задремать на ходу. Как лошадь. — Из этих мест, — ответила она неопределенно, кивнув куда-то в сторону. — Я возвращаюсь домой. А ты, Кела?

— А я ушла из дома, — гордо заявила менестрелька.

Наемница с недоверием скосила глаза.

— И давно?

— Что давно?

— Из дома давно ушла?

Менестрелька позагибала пальцы на руках, шевеля губами, а потом ответила:

— Четыре недели назад.

Кира с шумом выдохнула.

— Это плохо.

— Почему?

— Это значит, что ты живешь где-то далеко отсюда. Ты не сможешь быстро вернуться домой.

— Но я не хочу возвращаться домой! — возмутилась Кела. — Я свой выбор уже сделала, и не смей меня отговаривать!

Наемница остановилась, менестрелька остановилась тоже. Кела уперлась кулаками в бока; одной рукой, правда, приходилось держать лютню, это было неудобно, но оно того стоило. В темноте глаза наемницы блеснули сухо и ясно.

— Это лучшее, что ты можешь сделать, поверь мне. Но вообще-то я не собираюсь тебя уговаривать. Какая разница, куда идти, правда? Можно и в ту сторону. Пошли…

Она повернулась и сделала несколько шагов вперед. Потом остановилась, обернулась, посмотрела на менестрельку, не двинувшуюся с места. Кела смотрела себе под ноги, в темную пыль дороги.

— Знаешь, я могу тебя проводить, — миролюбиво и как-то устало сказала Кира. — Я не настаиваю, просто предлагаю…

Кела вдруг высоко вскинула голову и с какой-то злой бодростью зашагала вперед.

— Нет у меня родителей. И дома собственного тоже нет. А туда, где я жила, я не вернусь, хотя это и не правильно.

Обогнав наемницу, она пошла вперед одна. Кира пошла следом. Вскоре порыв Келы иссяк, и она зашагала медленнее. Кира сделала усилие и догнала девушку. Теперь они снова шли рядом.

Стрекотали цикады, из ближайшей лощины доносились трели соревнующихся соловьев. Воздух, прогретый за день, остывал. С луга тянуло сыростью.

— Тут где-то озеро, — вслух подумала Кела.

— Зачем тебе озеро?

— Помыться хочу. Воняет же, как от помойной ямы.

— С ума сошла? — Беззлобно отругала ее наемница. — Ночи холодные. Одежда не высохнет. Ты простудишься, заболеешь и умрешь. Ты этого хочешь?

Менестрелька повернулась и посмотрела на спутницу расширившимися вдруг глазами.

— Иногда, — призналась она. Но, отвернувшись, бодро добавила: — Все высохнет, мы костер разведем. Найдем каких-нибудь дровишек и разведем.

— Ты умеешь?

— Ну… так, средне. Ты же умеешь?

— Допустим. А дрова искать как ты будешь?

Менестрелька снова остановилась и в упор посмотрела на наемницу.

— Ты зануда.

Та только покачала головой и опять пошла вперед.

— Я просто не четыре недели по дорогам брожу.

— А сколько? — догнала ее менестрелька.

— Два года.

— Ух ты… Наверное, ты здорово дерешься!

Кира покачала головой — нет, мол. И, кажется, заметно погрустнела.

— Но ты же вступилась за меня!

— Но я не стала драться.

— А стала бы, если бы пришлось?

Наемница не ответила. Но Кела не отставала:

— А почему ты вступилась за меня?

— Мне песня понравилась. Та, которую ты пела.

— Тебе нравятся горы?

— Я никогда их не видела.

— А хотела бы?

— Да, — наемница ответила твердо. И, помолчав немного, добавила: — Я мечтаю увидеть их.

Кела растроганно вздохнула.

— А я мечтаю… — начала она и вдруг осеклась.

Несколько шагов было сделано в молчании.

— И о чем же ты мечтаешь? — спросила Кира.

— Ты не поймешь… Ты же хочешь вернуть меня домой.

— Не знаю. Может, у тебя и в самом деле была веская причина для того, чтобы уйти. Расскажи, а я подумаю.

— Ну… — Келла замялась, почувствовав, что стесняется. В то же время внимание наемницы льстило ей. — Я ничего не знаю о своих настоящих родителях, — начала она. — Но меня вырастила очень хорошая семья. Они много для меня сделали, я им благодарна, я люблю их, и… Я хочу, чтобы они были счастливы. Но я не могла больше жить с ними. Понимаешь?

— Пока не очень, — честно ответила Кира.

Кела смутилась.

— Я подкидыш. Я ничего не знаю о своей настоящей семье.

— Но это же не проблема. Родители — это не те, что, может, разок-то и встретились, а потом ты появилась. Родители — это те, что воспитали.

— Да знаю я! — воскликнула Кела. Выяснялось, что ее случайная спутница не просто зануда — она еще и мудрствовать любит. Это немного раздражало…

— А раз знаешь — чего из дома ушла?

Хм. Не немного.

— Я не могла с ними больше оставаться, — повторила Кела. — Слушай, я тебе расскажу. Меня оставил при нашем деревенском храме какой-то странный человек. Он ничего не сказал, даже не заплатил настоятелю. Просто дождался, пока попадется кому-нибудь на глаза, положил меня прямо на землю, потом вскочил на лошадь и умчался. Никто его больше никогда не видел, — Кела вздохнула. — Мне даже не рассказывали, как он выглядел.

— Почему?

— Он никак не выглядел. Был закутан с ног до головы, одни глаза, говорят, сверкали. И это притом, что было лето!

— Ну, может, он не хотел, чтобы его узнали.

— Да, наверное…

— А что было дальше?

— А дальше настоятель храма и деревенский староста определили меня в семью. У моих родителей — ну, тех людей, что вырастили меня, — своих детей не было.

— Такое редко бывает, — заметила Кира.