Дориан: имитация

— Ты любишь меня, Дориан? — Октавия кончиками пальцев коснулась ямочки на его подбородке.

— Я хотел бы заняться с тобой этим прямо здесь, — он задержал ее пальцы и скользнул по ним губами, — и прямо сейчас. Я тебя обожаю.

—  Quelle bonne id'ee [41], - встрял Уоттон, — но почему бы нам сначала не прикончить вот это? — В ладони его обнаружились три пропитанных ЛСД кусочка промокашки, кои он предъявил своим собеседникам точно стигматы. — Это Тетраграмматоны — видите, имя Божие начертано на них на латыни, греческом и древнееврейском. Невероятно сильные, но и мягкие тоже. В самый раз для «Акваленда».

— О, не знаю, — Октавия потыкала в бумажные квадратики пальцем, как если бы те были живыми, — это кислота, да? Я никогда ее не пробовала.

— Тогда примите половину, — Уоттон был нынче мягок. — Половина чего бы то ни было никому еще не повредила. Поверьте. — Почти всякому, кто знал Уоттона хотя бы наполовину, такое его заявление показалось бы абсурдным, однако Октавия ничего не знала практически ни о ком и потому взяла кусок промокашки, оторванный и протянутый ей Уоттоном. Дориан взял другой. Стоит ли говорить, что сам Уоттон проглотил целый квадратик, запив его остатками своего marc [42].

Недолгое время спустя несообразное трио оказалось в интерьере довольно странном. Точно утроившийся Иона, они сидели в реберной клетке миниатюрной субмарины, совершавшей пятиминутные рейсы по гавани, перевозя пассажиров на искусственный остров, что отгораживал гавань от Средиземного моря. Подводники, болтая ногами, сидели в ряд на шедшей вдоль корпуса посудины металлической скамье. По правде сказать, то была никакая и не подводная лодка, скорее лодчонка, купавшая брюхо свое в морских глубинах. Сквозь иллюминаторы вверху виднелись размытые, плавающие вкруг яхт девицы в бикини, дети, болтающиеся в надувных лодках, а через иллюминаторы в полу — россыпи завязших в иле старых бутылок «Эвиан». Капитан Немо, правивший этим безумно дорогим — для пассажиров — «Наутилусом», который проделывал одну двадцатитысячную лиги под водой, картинно восседал на носовой скамье, свесив загорелые ноги и постукивая эспадрильями. Все внимание Октавии сосредоточенно было на соломенных с виду мутовках, возникавших в зеленоватом сумраке — сначала справа, потом слева. Сначала справа, потом слева.

— Вы собираетесь остановиться на вилле? — тоном светской беседы осведомился Уоттон у Дориана.

— Не уверен, что это будет разумно, Генри, — можем ли мы положиться на Холла или на герцогиню?

— В том, что они будут скучны, безусловно.

— И какого хрена ты с ними связался?

— Все просто. Оба по душе Нетопырке — она ведет с ними беседы об истории, религии и политике, кроме того, это хорошее прикрытие, — Холл теперь ходит в министрах — а их присутствие здесь делает здоровый образ жизни на удивление менее мучительным.

— Ты что же, обходишься без героина?

— Ты ведь знаешь, Дориан, на время летнего отдыха я неизменно соскакиваю. В конце концов, практиковаться в самоконтроле в деревне всегда легче — податься отсюда все равно некуда.

Перископ Октавии позволил ей увидеть, что именно на нее надвигается, и она всплыла на поверхность разговора:

— Холл знаком с Джереми — они состоят в одном клубе.

— Да, оба они — люди определенно компанейские, — сказал Уоттон.

— Дориан, — продолжала Октавия, — может быть, нам лучше остановиться в отеле?

— Чушь, — сердито фыркнул Дориан. — Мы здесь на совершенно законных основаниях. Мы друзья. Через пару дней прилетает, чтобы воссоединиться с тобой, Джереми; ты решила погостить со мной у Генри с Викторией. Мы займем отдельные комнаты. Ради Бога, Октавия, можно подумать, что на дворе не девятьсот, а восемьсот восьмидесятые годы.

— Вы с Генри хотя бы представляете себе, что о вас говорят?

Впрочем, если она и собиралась поведать об этом, возможности такой ей не представилось — корпус лодки ударился и заскрежетал о бетон, и капитан пропел: « Nous voici Madame, Messieurs; L’^Ile de Bendor. Nous sommes arriv'es [43]». Все они вылезли через люк наверх и кинематографически сумрачное нутро субмарины тут же забылось, стертое из памяти ярким, как фотовспышка, посверком послеполуденного солнца. Все трое, на миг оглушенные, постояли, покачиваясь, на пирсе, о который судно их ударялось, скрежеща, перед тем как, вспенив воду, пуститься в обратный путь.

Генри и Дориан обожали Бендор. Они нередко привозили сюда гостей, чтобы посмаковать его до предела претенциозную поддельность. Островок представлял собой просто бетонную парапетную стену с амбразурами, утыканную пародиями на мавританские беседки и засаженную пальмами. В дворики размером с теннисный корт выходили здесь укромные балконы, в башенках устроены были гроты, а в гротах еще и ниши. Все эти искусственные руины были творением ликерного миллионера и напоминали гору анисового драже. Но чего же и ждать от французов, народа одновременно и самого изысканного, и самого недоумственного, какой только можно представить.