Дорасти до неба

Вообще-то говоря, несмотря на весь свой восторг и всю свою эйфорию от столь неординарного события, я с самого начала несколько побаивалась предстоящей встречи. Вот такое противоречие: хочу и боюсь одновременно. Может, помните, как в детстве заглядывали в темную-претемную кладовку, наполненную незнакомыми вещами, незнакомыми запахами и незнакомыми чудовищами? Тогда любопытство тянуло вас внутрь, а страх, напротив, останавливал. Не знаю, у кого как, а у меня любопытство обычно побеждало. Вот и сейчас я испытывала нечто подобное, смесь страха и решимости. Вот только с каждым шагом решимость моя падала, а страх, напротив, возрастал. На последних ступеньках я уже была почти что в состоянии тихой паники, но стоило мне подняться на верхнюю площадку, как дверь отворилась, и на пороге возник хозяин жилища собственной персоной. Все, убегать поздно. А, значит, улыбаемся и делаем шаг вперед.

Роман был при параде: наглаженные серые брюки в тонкую светлую полоску, однотонная рубашка стального цвета, прическа… Я аж несколько застеснялась. Как-то не умею я носить классические туалеты. У меня и платья-то ни одного нет. Только штаны разной длины, футболки да водолазки. Но, как уже говорилось отступать было поздно.

- Добрый вечер, Тася!

- Добрый вечер, Роман!

Я позволила кавалеру принять мою куртку, проводить к столику, усадить в кресло. Стол был уже накрыт: вазочки с конфетами и печеньем, блюдо с пирожными, исключительно красивые кофейные пары, явно из сервиза, и к ним в тему сахарница и сливочник.

- Одну минуту!

Роман отлучился меньше, чем на эту минуту, и вернулся с фарфоровым кофейником, который водрузил на подставку для горячего.

- Кофе?

- С удовольствием.

Я чувствовала себя несколько неловко: как-то непривычно, что за тобой ухаживают. Но решила вытерпеть ритуал до конца. Роман налил кофе мне, затем себе.

- Сливки?

- Нет, спасибо, я предпочитаю черный.

- Сахар?

- Две ложки, пожалуйста.

Две – это потому, что ложки были действительно кофейные, крошечные, почти что кукольные. Но зато, кажется, серебряные и с эмалевым рисунком на ручках.

Я припомнила все свои немногие знания из области столового этикета, и принялась осторожно размешивать сахар, стараясь не брякать ложкой о стенки чашки. Закончив, осторожно ухватила чашку за малюсенькую ручку, поднесла к губам, отхлебнула глоточек, стараясь не швыркать через край. Кофе был… типовой. Стандартный. Конфеты дорогие, но для кофе совсем не подходящие. Печенье… такое же, как конфеты. Зато пирожные… за них я простила все остальное. Они были свежие, вкусные, нежные – просто таяли во рту. Я, не слишком стесняясь, отламывала ложечкой куски пирожного, запихивала их в рот и запивала кофием. Чашечка была малюсенькая, и быстро опустела, и хозяин стола налил мне еще.

Вторая чашка пошла медленней, и завязалась пустая беседа ни о чем – то есть, о погоде, об общих знакомых, о последних городских новостях и прочих пустяках, о которых говорят люди, когда для разговора нет других, по-настоящему важных тем.

Когда закончился кофе и подошли к концу пирожные, разговор сам собой увял. В воздухе повисло напряжение. Роман явно хотел продолжить разговор, но никак не мог придумать подходящую тему. Он краснел, смущался, и, в конце концов, окончательно замолчал. Нет, это никуда не годилось, тем более, я и сама была не против еще немного поговорить, но вот о чем? И тут меня осенило:

- Роман, покажите мне, пожалуйста вашу мастерскую.

- Вам действительно это интересно? – встрепенулся он.

- Ну да. В прошлый раз мы с близнецами сразу поднялись наверх, и я почти ничего не увидела. А я человек по натуре своей любопытный, и мне ужасно хочется посмотреть, как устроена настоящая кузница. Ну что, идем?

- Идем.

Мы пошли. Роман, как галантный кавалер, подал мне руку, и я, спускаясь по ступенькам, делала вид, что на нее опираюсь. Приятно, млин! И не то приятно, что руку подали, хотя это мне тоже понравилось, а приятно ощущение настоящей, крепкой мужской руки. Моя-то, понятное дело, ничуть не мягче, но то свое, а это – мужчина!

За дверью в мастерскую было темно. Роман нашарил на стене рубильник, перекинул рычаг, и сразу все ожило. Загорелись лампы под потолком и у верстаков, застучал в углу компрессор, загудели какие-то механизмы. Да и сам хозяин как-то взбодрился. У него пропала стеснительность, загорелись глаза, да и разговаривать он стал свободнее, без этих всех ритуальных выражений.

Он повел меня вдоль стен и принялся объяснять, где и что находится. И, между прочим, я ни капли не наврала, мне действительно было интересно. А посмотреть было на что, если вы, конечно, не падаете в обморок от слова «зубило». Всевозможный инструмент был развешен на стенах, разложен на стеллажах, заперт в ящиках. Какой-то, вроде сверл, гаечных ключей, да и тех же зубил, я узнавала. А про какой-то прежде и не слыхивала. Вот тогда-то я и узнала, как что называется, и чем вертикально-фрезерный станок отличается от горизонтально-фрезерного.