Допустимые потери

— Мы оба получили весьма щедрый грант от одного фонда, — широко ухмыляясь, объявил Грегор. — Эбба и я. Годичное путешествие по Европе, дабы освежить наши таланты в фонтанах культуры. Музеи, опера, соборы, роскошные ужины, французские вина. Все это мне как-то больше по душе, чем продовольственные талоны. Америка, бесспорно, щедрая страна. Нефтяные компании, конгресс, новые Медичи. И кроме того, от нас не требуют никаких обязательств. Мне не придется писать пейзажи с нефтяными вышками или портреты президентов корпораций и их супруг. А Эбба не будет обязана создавать наряды для их впервые выходящих в свет дочерей. Смею вас заверить, мы будем хорошими капиталистами и не позволим им нажиться на нас. Одним словом, через неделю мы отбываем. Роджер, что с тобой? Ты, похоже, не рад нашему счастью?

— За вас-то я, безусловно, рад, — ответил Деймон. — Но я надеялся, что ты просмотришь пьесу, автора которой я представляю. Ее должны поставить осенью, и я думал, она может тебя заинтересовать.

— Пьеса идет без смены декораций, и в ней всего лишь два действующих лица.

— Три, — со смехом сказал Деймон.

Удовлетворенно кивнув, Грегор продолжил:

— У Шекспира действуют тридцать, может быть, сорок персонажей, а сцен бывает чуть ли не до двадцати.

— Шекспир не имел дел с продюсерами, банками и профсоюзами.

— Бедный Вильям, — снова кивая, вздохнул Грегор. — Какого ценного опыта он лишился, и это, бесспорно, отразилось на качестве его творений. Не так ли? Роджер, друг мой. Театр в Нью-Йорке усох до размеров жареного каштана. Его можно сравнить лишь с уличным торговцем галстуками. Для оформления спектакля найми плотника или специалиста по интерьерам. Опиши мне декорации, когда пьеса будет поставлена. В это время я буду в «Ла Скала» наслаждаться «Волшебной флейтой». Спальни, уличные сцены, труппа из ста человек, статуи, адское пламя. Когда тебе попадется пьеса с подходящими к платформе поездами, храмами, дворцами, лесами, марширующими армиями, бушующей толпой, двумя сотнями разных костюмов, то зови нас. Америка — богатейшая страна мира, но во всех своих театральных постановках в качестве декораций использует лишь один предмет: кушетку психиатра. А действующих лиц в пьесе всего два — доктор и пациент. Акт первый: «Доктор, у меня проблемы». Акт второй: «Доктор, у меня по-прежнему проблемы». Все. Финиш.

— Ты слишком суров к своим современникам, Грегор, — со смехом сказал Деймон. — Хорошие пьесы еще попадаются.

— Все это убого. Очень убого, — мрачно произнес Грегор.

— Ну хорошо, я подыщу для тебя мюзикл.

— Ну да, — сказал Грегор. — Вкалываешь год. Затем второй. Делаешь тысячу эскизов. Вокруг тебя все бьются в истерике. Денег тратится столько, что на них можно шесть месяцев кормить всю Камбоджу. Один спектакль, и… фьють! Лавочка закрывается. Apres moi le deluge — через неделю меня так или иначе ждет гильотина. Я не тот человек, который способен выносить бесцельные траты. Я никогда ничего не выбрасываю, будь то обрывок бечевки или тюбик, в котором осталась капля краски.

— Грегор, — сказал Деймон, — с тобой, как всегда, невозможно спорить.

Грегор расцвел:

— Как было бы славно, если бы все поступали столь же мудро, как ты, мой друг! За это я обязательно пришлю тебе открытку из Флоренции. Тем временем, если ты найдешь художника, которому на год нужна большая и недорогая студия, присылай его ко мне. Но этот парень должен писать хуже меня. Я не получу никакого удовольствия от Европы, если буду знать, что какой-то тип, находясь в моем доме, создает шедевры. Но мне не надо и тех, кого Джим Франклин выставляет в своей галерее. Две линии на холсте размером восемьдесят на восемьдесят, с фоном из акриловой краски, созданным с помощью распылителя. Я смогу стерпеть посредственность, но не выношу профанации, — закончил он, сверкнув глазами в сторону Франклина.

— Да брось ты, — без всякой обиды отмахнулся тот, — я и тебя выставлял.

— И сколько полотен продано?

— Одно.

— Ха! — презрительно бросил Грегор. — Это ты приучил всех восхищаться геометрией. Мягкие формы, страсть художника, очарование цвета, способность любоваться прекрасными лицами и фигурами… Где они? Все! Капут!

Дискуссия явно задела Грегора за живое, и из его фраз исчез обычно свойственный ему добродушный юмор.

— Грегор, прошу тебя, — вмешалась Эбба. — Джим не несет ответственности за развитие искусства в последние полстолетия.

— Но он преумножает преступления, — мрачно проворчал Грегор. — Пятнадцать выставок в год. Ты только посмотри на них и на их значки.

Франклин машинально прикоснулся к большому круглому значку на лацкане пиджака и довольно воинственно спросил:

— Чего плохого ты находишь в том, что мы выступаем против атомной бомбы?