Доппель лайт

Болело всё: и нога, и бок. Рана распухла и гноилась. Нужно было вставать, но для начала следовало зафиксировать перелом. Стас использовал вчерашний приём. Телекинезом подтащил к себе ветки валежника и принялся из них сооружать шину. Зафиксировал он её с помощью подкладки пуховика с другой стороны, до которой вчера не добрались руки. Внутри синтепон висел бесформенной массой и норовил выпасть, но ему мешали нитки, которыми был прошит утеплитель.

По той же схеме из пары прочных веток были изготовлены подобие костылей. Сверху обмотал их кусками шкуры для того, чтобы не так сильно давили подмышку.

С шиной и с помощью костылей через силу он сумел подняться на ноги. После чего принялся за разделку туши медведя. После того, как были вырезаны два больших куска мяса, стало понятно, что на большее не хватит сил.

Звягинцев собрал свои пожитки и с грустью посмотрел на медвежью тушу. Ему было до слёз жалко бросать такую гору мяса, но и унести её невозможно. Он спешил уйти от этого места, пока на запах крови не прибежали волки. В его состоянии он даже кошку не сможет сразить, что уж говорить о более могучих хищниках.

Движения причиняли ему адскую боль. Он стиснул зубы и ковылял. Через пару километров территория вокруг берега стала больше напоминать полосу препятствий. А дальше и вовсе берег становился обрывистым. Продираться через кусты и бурелом на костылях не то что сложно — невозможно. Скакать по краю обрыва сейчас равноценно самоубийству. Поэтому пришлось отойти от берега в глубину леса.

За весь день он прошёл примерно четыре километра. Это с учётом остановок на отдых, которые устраивались каждые полчаса. Он чувствовал, как его начинает лихорадить. Хотелось уже прилечь в тепле и безопасности, нормально поесть, поспать, обработать рану.

Словно сами небеса благоволили ему. Неожиданно в просвете деревьев показалась заросшая молодыми деревцами полянка, а на ней на пригорке бревенчатая избушка.

Звягинцев вначале не поверил. Подумал, что у него начались видения, словно у пустынного путника, который начинает видеть миражи. Он зажмурился, распахнул глаза, а она всё ещё там. Маленькая, слегка покосившаяся хижина, собранная из ошкуренных и потемневших от времени брёвен.

— Да нет, — мотнул он головой. — Так не бывает. Точно галлюцинации начались.

Он протёр глаза, но изба так и стояла. Щипать себя он счёл неуместным — боли и так хватало с избытком.

Ковыляя к хате, он держал наготове шпильку.

Домик выглядел пустым и заброшенным. Крыша покосилась вместе со стенами, но следов гнили заметно не было. Следовательно, протекать не должна. Если же и протекает, то несерьёзно.

Он громко постучал в дверь костылём.

— Есть кто живой?

А в ответ тишина.

Он попробовал толкнуть дверь, но та не поддалась. Затем упёрся в дверь плечом и надавил. Послышался хруст засова, а вместе с этим заныла рана боку и остро отдало в сломанную ногу. Силы уже были на исходе. Тогда он представил себе засов, прикрыл глаза и попытался сдвинуть его телекинезом. Раздался громкий шорох. Ещё…. Ещё… Что-то с грохотом упало на пол. В следующее мгновение дверь с лёгкостью распахнулась. Петли издали протяжный скрип.

— Значит, нет ни кого, — зашёл он в дом.

Вокруг витала пыль. Через открытую дверь солнечный свет осветил скромных размеров помещение. В глубине стоял деревянный стол, на нём керосиновая лампа и пара тарелок. Справа лавка, за ней маленькое окошко, закрытое ставнями. Слева при входе в углу сложенная из кирпичей печь. В противоположном углу притаился огромный пыльный сундук, над ним висели иконы и лампадка. Слева от стола стояла старая полуторная кровать из панцирной сетки. На ней лежали два скелета в обнимку. На одном были ватник и брюки, а другой в ватнике и платье, и на черепе завязан голубой платок.

— Жили они долго и счастливо и умерли в один день, — устало сел на лавку Станислав. — По крайней мере, они не воняют. Фух…

Он расстелил на полу шкуру, подпер дверь поленом, завалился на шкуру и уснул.

Его трясло всю ночь. Он метался в бреду. Ему снился страшный сон.

Связанная Людмила лежала в кровати. Над ней с ножом в руке стоял мужчина в тёмном балахоне.

Резко картина поменялась. В следующий миг он увидел лес.

Пожилой мужчина в ватнике вёл под руку пожилую женщину. Её морщинистое лицо светилось от счастья. Седые волосы были подвязаны голубым платком. Они зашли в избу и легли на кровать.

— Надежда, я люблю тебя, — его слова звучали с небывалой теплотой.

— Я тоже люблю тебя, Ванечка, — её глаза лучились любовью и нежностью.

Внезапно их тела начали усыхать и рассыпаться в прах.

* * *

Звягинцев провёл в бреду три дня. Он исхудал до неузнаваемости, но его молодой организм выдержал удар болезни. Его сильный дух, натренированный с Максимом Ивановичем, помог противостоять болезни.

Нога выглядела такой же опухшей. На боку гноилась рана. Но он был живой.

Сегодня ему хватило сил, чтобы выбраться из избы. На улице светало и мороз пробирал до костей. Сегодня у него была важная миссия. Негоже людям оставаться незахороненными.