Сначала Шелехова познакомили с седобородым аксакалом в начищенных до блеска сапогах и темно-синем жилете поверх белой рубахи навыпуск. Это был дедушка Абдухамида. Потом познакомили с бабушкой. Затем он пожал руку не менее почтенному, но уже помоложе аксакалу — отцу Абдухамида. Тут же Абдухамид представил свою маму. Наконец наступил черед старших братьев оперуполномоченного. Их было трое. Соблюдая старшинство, Абдухамид называл имена братьев, не забывая упомянуть, где и кем они работают. Братья представили Шелехову своих жен.
От обилия непривычных имен в голове Шелехова все перемешалось. Но благодатная прохлада, царившая в глинобитных стенах, искреннее радушие хозяев действовали целительно. Ему даже не верилось, что за пределами этого двора, скрытого от палящих лучей потолком из виноградной лозы, может быть жарко.
После знакомства был плов и много таких яств, после которых у Шелехова возникло лишь одно желание — прикорнуть на глиняном полу. Однако, переборов слабость, он уединился с Абдухамидом, и они заговорили о планах на вечер.
Если бы Ситникову спросили, где она находит силы стоять за прилавком, ответа бы не последовало. Она не знала. Просто автоматически двигалась, что-то говорила и ни о чем не думала. Иногда перед ее глазами мелькали ненавистные лица хозяев лука, всплывала перекошенная от страха физиономия Землянского, маячила хитроватая улыбка Ефимова.
Лишь многолетняя привычка, отработанные до механической точности движения не позволяли ей ошибиться при взвешивании фруктов и овощей, при отсчете сдачи.
На то, что ее пристально рассматривают, Ситникова не сразу обратила внимание. А когда сфокусировала взгляд, увидела перед собой добродушную улыбку Облучкова.
Облучков между тем заметил на шее Ситниковой узкую огненную полоску. Будто кто-то с силой провел шелковой ниткой. Заметил и тут же опустил глаза, смутился.
Елена Николаевна скользнула пальцами по блузке, застегивая ее наглухо, спросила недовольно:
— Что вам?
Что ему нужно и зачем он пришел сюда, Облучков не знал. Просто не смог сдержать любопытства и поехал на рынок, чтобы взглянуть на одну из участниц «лукового дела». Сначала он изучал ее издали, потом приблизился, но и вблизи не обнаружил во внешности Ситниковой чего-то этакого, криминального. Поэтому он и подошел вплотную к прилавку. Как ни пытался Облучков возбудить в себе неприязнь, ничего, кроме легкой симпатии к этой красивой, хотя и с явным отпечатком, какой неизменно присутствует на торговых работниках, женщине не испытывал.
— Мне?.. — робко переспросил Облучков и разулыбался, найдя выход из положения: — Немного винограда... если можно.
Ситникова вздохнула. Живут же такие и не скучают! Ни тебе волнений, ни тебе забот... Получает, поди, свои сто пятьдесят и доволен... Ей даже завидно стало. Зависть смешалась с жалостью к себе, на глаза навернулись слезы.
— Я что-то не то сказал? — испугался Облучков.
Ситникова приложила к глазам тыльную сторону ладони, слабо улыбнулась:
— Кулек давайте.
— A-а... у меня нет, — еще больше оробел Евгений Юрьевич. Он пытался, но никак не мог понять мгновенных перемен в настроении женщины.
— У меня тоже...
— Извините, — пролепетал Облучков и торопливо направился к выходу.
Ситникова посмотрела на его полные покатые плечи, на мятый на спине пиджак, окликнула:
— Постойте!
Облучков обернулся, захлопал глазами. Елена Николаевна позвала с досадой:
— Идите сюда, я отпущу виноград.
Увидев, что она достает полиэтиленовый мешочек из своей сумочки, Евгений Юрьевич протестующе выставил перед собой ладони:
— Зачем же?.. Мне неловко... Обойдусь...
Ситникова профессионально выудила из ящика самую сочную кисть винограда, опустила в мешочек, быстро взвесила и назвала стоимость. Облучков осторожно отсчитал деньги, пробормотал:
— Тут и за мешочек.
— Я его вам дарю, — раздраженно сказала Ситникова и, всунув ему в руку сначала сдачу, потом виноград, захлопнула окошечко перед носом Облучкова.
Он благодарно кивнул. Правда, кивок пришелся уже в спину, поскольку Ситникова отвернулась.
Когда часы показали четыре, она вывесила табличку «Ушла сдавать деньги» и, оказавшись на остановке, села в автобус, идущий совсем в противоположную от ее дома сторону.
Курашов слепо глазел на табличку в окошечке «Бюро добрых услуг». Через некоторое время обернулся к Стасику:
— Ушла...
— Подождем, — сердито отозвался тот.