Оказавшись в «Жигулях», Борис Игоревич закурил. Он пытался сосредоточиться, но безуспешно. Мысли расплывались, превращались во что-то рваное, без конца, без начала... Когда Ситникова постучала по стеклу, он вздрогнул, испуганно вскинулся.
— Дай сигарету, — попросила Ситникова.
Особого желания курить у нее не было, но Землянский молчал, и надо было прервать затянувшуюся паузу.
— Леночка, ты совсем не знаешь тех, кто поставлял лук Ефимову? — пряча зажигалку, спросил Землянский.
Ситникова отрицательно покачала головой.
— А они тебя?
— Нет.
— Совершенно точно? — продолжал допытываться Землянский.
— Откуда им знать?
— Может, Ефимов им назвал тебя?
— Исключено, — ответила Елена Николаевна, жестко поинтересовалась: — Ты зачем меня позвал?
Землянский сбивчиво рассказал о том, что сам недавно узнал от водителя.
— Думаешь, этот тип ищет лук? — выпустила дым Ситникова.
— Скорее всего это не его лук, но ищет он именно лук.
— Боишься, до тебя дотянутся?
Вопрос был задан почти без иронии, но Землянский взвился:
— Что тут смешного?! Тут обдумать нужно, как поступить, что делать, а ты!..
— Встретиться с тем типом и отдать их долю, — спокойно произнесла Ситникова.
Лицо Землянского перекосилось:
— Что?! Долю?! Мало того, что ты меня обчистила, так еще и им отдай!
— Лук-то не наш... — усмехнулась Елена Николаевна. — Я ведь не говорю, чтобы только ты делился, я тоже войду в долю...
— Шиш им с маслом! — воскликнул Землянский. — Я тут крутился, организовывал все, и вдруг отдавать! Да они до нас не доберутся! Слабо́ им! Сереге я сказал молчать. Он парень-кремень! Заряжу ему завтра пару сотен, и все дела... В милицию не побегут... До меня если доберутся, что из того? А ничего! Адресом, дорогие товарищи, ошиблись! И ты молчи! У тебя деньги тоже не лишние!
Ситникова немного подумала, взглянула в воодушевившееся лицо Землянского, грустно усмехнулась:
— Есть и лишние... Только вот мужика нет, мужа...
Впервые она была так откровенна. Впервые. Да и то потому что окончательно разуверилась в Землянском. Однако он был настроен иначе, чем это казалось ей. Умом понимая, что, возможно, совершит несусветную глупость, Борис Игоревич еще прошлой ночью подумал, что придется все-таки расстаться с женой.
Супруга Землянского до того привыкла к его шальным деньгам, что никогда не спрашивала, откуда они берутся. Не задумывалась и о том, как достаются. Она полагала, что так и должно быть. Это бесило Бориса Игоревича уже несколько лет. Ему хотелось крикнуть, рассказать, как буквально из ничего приходится выжимать свою копейку, но сделать этого не мог, не хотел, так как не был в ней уверен. При разводах женщины становятся опасны...
Леночка совсем другой человек. Она сама каждый день на той же незримой линии огня, ей и объяснять ничего не приходится. И Леночка красива. Собственно, сама по себе ее красота не очень и нужна ему, однако приятно, когда рядом с тобой такая женщина. Сам-то Борис Игоревич от природы не был щедро одарен внешностью. В юности, когда человек обращает на себя пристальное внимание, он не раз убеждался, что переносица у него так гладко переходит в нос, нос — в губы, а те — в подбородок, что, собственно, нельзя и разобрать, где начинается одно, где кончается другое. Поэтому Землянский не любил смотреться в зеркало. Со временем с помощью одежды и манеры поведения он научился придавать себе довольно приличный облик. Но женщины ему всегда попадались какие-то невзрачные, которые лишь подчеркивали в нем то, что он не желал выставлять напоказ... В Ситниковой было какое-то неброское, независимое от красоты обаяние. Оно не давало Землянскому забыть о ней, сковывало по рукам и ногам.
Забыв о луке, о деньгах, о возможной опасности, Землянский возразил с игривой обидой:
— Как это нет мужика?! А я?
Мгновенная перемена в его настроении доказала Елене, что Землянский по-прежнему к ней неравнодушен. Она слабо улыбнулась, проговорила:
— Разве что... Ждать тебя вечером?
— Если все будет спокойно, — ответил Землянский, как бы со стороны услышал свои слова, погрустнел: — Конечно, загляну...
Стасик выпрыгнул из автобуса, оглянулся на протискивающегося к выходу Курашова:
— Шустрей, папаша! Двери закрываются, следующая остановка...
Наконец Курашов выбрался. Неуклюжие шутки молодого компаньона давно начали раздражать, и он, пробурчав что-то нечленораздельное, поспешил за Стасиком, впрочем, без намерения идти рядом. Тот приостановился, взял Курашова под руку:
— Ты меня правильно ведешь, Михаил Федорович?
— Своими глазами видел на дверце номер автоколонны, — огрызнулся Курашов.
— А колонна-то здесь?
— Я что, города не знаю?
— Жираф большой... — индифферентно отозвался Стасик. — Веди, Сусанин!
Они подошли к высоким железным воротам. Курашов указал глазами на вывеску:
— Убедился?
— Пока да... Иди-ка ты вон туда, посиди в тенечке, а я зайду побазарю.
Однако пройти на территорию автоколонны Стасику не удалось. Его остановил крикливый голос пожилого вахтера:
— Куда?! Ну-ка, пропуск покажь!
— Отец, мне тут приятеля повидать надо, — оскалился Стасик золотыми зубами.