Вскоре из темноты вынырнул Стасик. За ним, грузно ступая, появился Курашов. Юрисконсульту было около сорока лет, но неизменно присутствующее на лице брезгливое выражение старило его. Едва глаза Курашова адаптировались к свету, он изобразил доброжелательную мину:
— Вечер добрый, Махмуд-ака...
Турсунову-старшему понравилось, что юрисконсульт обратился именно к нему, словно и не заметив присутствия Рустама, понравился и уважительный тон, и то, что Курашов не счел зазорным переломить в легком поклоне свою длинную спину.
— Селям-алейкум, Михаил Федорович, — отозвался Турсунов, спустился с дастархана, протянул мягкую, забывшую физический труд ладонь, похожую на ладонь женщины, всю жизнь проведшей в неге и холе.
Курашов осторожно ответил на рукопожатие и лишь после этого повернулся к Рустаму. Он давно понял, что младший брат Махмуда-аки не больше чем слабовольная копия Турсунова-старшего, который с умением султана правит всем многочисленным семейством Турсуновых, только по традиции и для видимости почитая восьмидесятилетнего отца. Догадывался Курашов и о том, что живут все Турсуновы отнюдь не на заработную плату и доходы со своего сада. Откуда бы им иметь две «Волги»: одну — на которой его привез «племянничек» с разбойной мордой, другую — с кузовом «пикап». К тому же Рустам совсем недавно приобрел «ВАЗ-2108».
Поэтому Курашов с большим любопытством воспринял приглашение посетить вечером чайхану. Конечно, он не ожидал, что на него тотчас посыплется красный шуршащий дождь червонцев, но и предполагал, что просто так этот визит не может окончиться. По крайней мере, накормят и напоят обильно и вкусно. Однако называть тот интерес, с которым Курашов ехал на встречу, корыстным было нельзя. Скорее это был интерес исследователя. Несмотря на любовь к горячительным напиткам, Курашов отличался природной любознательностью, делавшей его вкупе с умением вовремя смолчать и не совать нос куда не просят человеком удобным, хотя и не очень нужным на производстве.
Все расселись. Стасик выскользнул из-за спины Махмуда с откупоренной бутылкой коньяка, наклонил ее, чтобы наполнить рюмку патрона, но тот плавным движением поймал бутылку за горлышко:
— Стасик, вначале полагается гостю...
Курашов торопливо прикрыл свою рюмку рукой. Махмуд непонимающе воззрился на него. С застенчивостью семиклассницы Курашов объяснил:
— Рустам говорил, что вы, Махмуд-ака, проконсультироваться хотели... Лучше это делать на свежую голову... А то, не дай бог, насоветую чего-нибудь, потом не расхлебаете...
Турсунов-старший подумал и согласился:
— Пожалуй, вы правы...
Стасик потускнел, повертел в руках бутылку, не зная, что с ней делать. Заметив это, Махмуд улыбнулся:
— К тебе это не относится. Можешь приступать.
Быстро наполнив рюмку, Стасик выпил и лишь после этого сделал вид, что спохватился:
— Я же за рулем!
Эта маленькая уловка пришлась Турсунову по душе. Он рассмеялся, кивнул в сторону брата:
— Рустам развезет нас.
После этого маслянистые глаза Махмуда остановились на Курашове:
— Михаил Федорович, мне не столько требуется ваша консультация, сколько ваша помощь...
— Весьма польщен, — вставил Курашов.
— Дело такого рода, — поморщившись оттого, что его перебили, продолжил Махмуд, — что необходимо наше полное и взаимное доверие... Не подумайте ничего плохого, но хотелось бы знать, в связи с чем вас отчислили из института?
Такой поворот разговора был неожиданным для Курашова. Он едва не ответил резкостью, однако, оценив ситуацию, понял, что не для того его пригласили, чтобы выяснять некоторые неблаговидные факты биографии и использовать против него. Тем более, он никогда не наступал Турсуновым на любимые мозоли и вообще не имел привычки уподобляться черной кошке, перебегающей дорогу хорошим и нехорошим людям. Очевидно, знание его прошлого Махмуд намеревается использовать как своего рода гарантию... Гарантию чего? Например, молчания. Или, прежде чем начать беседу, Махмуд желает проверить его искренность? Одно ясно, как божий день: вопрос задан далеко не случайно... Как же ответить? Это зависит от того, насколько Турсунов-старший осведомлен о его прошлой жизни...
Все эти размышления придали морщинистому, как ладонь обезьянки, лицу Курашова выражение глубокой задумчивости, резче очертили носогубные складки. Махмуд рассматривал его, молча ждал ответа.
Наконец Курашов решил сказать пусть неполную, но правду, так как не хотел своим ответом бросать тень на предстоящий разговор, это могло оттолкнуть Турсуновых, а его лишить возможности удовлетворения своего почти подвижнического любопытства. Курашов усмехнулся:
— Дела молодости... Учился я на вечернем, днем работал контролером в трамвайно-троллейбусном управлении. Заподозрили они, что штрафы я беру, но не им, а в свой карман оформляю... Сущая ерунда, конечно, но слухи расползлись, до института дошло... Будущий юрист, блюститель законности и так далее и тому подобное... Мне бы плюнуть, ан нет... Как Райкин говорит, горячий был, сразу заявление подал, уволился из трамвайной шарашки, институт оставил...