Донья Росита, девица, или Язык цветов

Общее оживление. Третья девица садится к роялю и играет польку. Росита смотрит на розу. Первая и Вторая девицы танцуют с барышнями Айола и поют:

На берегу морском
тебя я увидал,
от хрупкости твоей
я так тогда страдал.
Но нежность та была
ошибкой роковой,
в лучах луны она
исчезла под волной.

Тетя и Дядя танцуют. Росита подходит ко Второй Айоле и Второй девице, приглашает Вторую девицу и танцует с ней. Первая Айола хлопает в ладоши, глядя на стариков. Няня входит и тоже хлопает в ладоши.

Занавес

Действие третье

Комната с низким потолком; окна, прикрытые зелеными жалюзи, выходят в сад. На сцене тихо. Часы бьют шесть. Через сцену идет Няня, она несет чемодан и большую коробку. Прошло десять лет. Появляется Тетя и садится на низенькое кресло в центре сцены. Молчание. Входит Няня.

Няня. Шесть часов…

Тетя. Где наша девочка?

Няня. Она наверху, в мезонине. А вы где были?

Тетя. Выносила из оранжереи последние цветы.

Няня. Я ее с утра не видала.

Тетя. С тех пор как умер муж, дом наш совсем опустел, он кажется вдвое больше, нам всем приходится искать друг друга. Иногда ночью, когда я кашляю, я слышу эхо, как будто бы в церкви.

Няня. Да, правда ваша, дом стал чересчур велик.

Тетя. И еще… если бы он был жив, такой чистый, добрый, такой умный… (Почти плачет.)

Няня (напевает). А-ля-ля-ля-ля! Нет, сеньора, плакать не надо. Он уже шесть лет как умер, и я не хочу вас видеть такой, как в первые дни. Хватит, поплакали! Держитесь, сеньора! Пусть у нас выглянет солнышко! Пусть он ждет нас там еще много лет, возится со своими розами.

Тетя (встает). Я очень старая, няня. И деньги скоро, выйдут.

Няня. Что-нибудь останется. Я тоже старуха!

Тетя. Мне бы твои годы!

Няня. Ненамного я вас моложе, только я работала и потому такая здоровая, а у вас от этого кресла скрючило ноги.

Тетя. Что же, по-твоему, я не работала?

Няня. Кончиками пальцев, все с нитками, со стебельками да с вареньями. А я работала коленями, ногтями, спиной.

Тетя. Значит, вести дом – не работа?

Няня. Мыть полы куда труднее.

Тетя. Я не хочу спорить.

Няня. А почему же не поспорить? Так и время пройдет. Ну-ка. Отвечайте! Что-то мы совсем онемели. Раньше все крик у нас был. То одно, то другое, то где сливки, то почему не гладишь…

Тетя. Я уж не та… День – суп, другой день хлебца поем, стаканчик воды, четки в кармане – так и ждала бы смерти. Но когда я думаю о Росите…

Няня. Вот наше горе.

Тетя (загораясь). Когда я думаю, как с ней поступили, как ее страшно обманули, думаю о низости человека, которого больше не хочу называть родственником, мне хочется стать молодой, чтобы сесть на пароход, и приехать в Тукуман, и схватить кнут…

Няня (перебивает ее). Тесак схватить, и отрубить ему голову, и разбить еще ее камнем, и руку ему отрезать, которой он клялся и писал свои письма.

Тетя. Да, да. Чтобы заплатил кровью за то, что стоило крови, хотя это все – моя кровь…

Няня…и развеять пепел по морю…

Тетя…и потом воскресить его, и привести к Росите, и вздохнуть наконец, что все у нас кончилось с честью.

Няня. Теперь видите, что я была права.

Тетя. Вижу.

Няня. Он искал богачку… Нашел – и женился. Ну, что бы сказать вовремя! Кому она теперь нужна? Ее время прошло. Сеньора, а не можем мы послать ему отравленное письмо, чтобы он его открыл и умер?

Тетя. Подумать только, восемь лет он женат и до прошлого месяца не писал мне правды, низкий человек. Я замечала по письмам, что-то было не так… Представитель этот все не ехал. Не хватало духу сказать… Ну, а потом он решился. Конечно, когда умер отец! А наша бедняжка…

Няня. Тш-ш-ш!

Тетя. Возьми оба кувшина.

Входит Росита в светло-розовом платье по моде 1910 года, волосы уложены крупными локонами. Она очень постарела.

Няня. Росита!

Росита. Что вы делаете?

Няня. Ворчим понемногу. А ты куда?

Росита. Я в теплицу. Унесли горшки?

Тетя. Там еще несколько штук осталось.

Росита уходит. Обе женщины утирают слезы.

Няня. Так вот – и все? Вы руки сложили, и я тоже? И собрались умирать? И нет на него управы? И нету сил, чтобы стереть его в порошок?

Тетя. Замолчи, не надо.