Дон Жуан, Жизнь и смерть дона Мигеля из Маньяры

- Нет! Никогда. Может быть - может быть, пожалею...

- Что?! - взорвался Мигель. - Пожалеешь?! Жалеть - меня? Вам будет меня жаль?..

Мария затрепетала, гнев послышался в голосе Мигеля, когда он назвал ее "вы".

- Лицемерие и сострадание! Сострадание - ко мне! Какое оскорбление!

Мигель в ярости шагает по комнате, и со страхом следит за ним Мария.

- Не сердись на меня, любимый, богом тебя заклинаю! Я хочу быть полезной тебе. Хочу быть тем, чем ты меня сделаешь. Утешать тебя...

- Мне ничего не нужно. - Каждое слово Мигеля, как камень. - Я не нуждаюсь в ваших утешениях.

Мария задыхается от ужаса: господи, как он говорит! Какие холодные у него глаза! В какие дали смотрит он сквозь меня? Ему неприятно меня видеть? Он не хочет видеть меня?.. Боже, что это значит?..

Последняя фраза вырвалась у нее вслух.

- Это значит, - ледяным тоном ответил Мигель, - что ваше присутствие мне нежелательно.

- О! - всхлипывает девушка. - Ты меня гонишь?

Безвольной жертвой стоит перед ним на коленях Мария, утратив дар речи и не понимая, что именно покорностью своей убивает его любовь.

Мужчина молчит - скала, из которой не пробьется родник живой воды.

Женщина, не поднимая глаз, без звука встает, выходит, шатаясь, тенью крадется по коридорам, по лестнице, по двору - к воротам.

В вечернем небе выскочил серпик месяца - знамение ссор и страданий.

А перед глазами Мигеля - образ мертвой Соледад, о Марии он не думает, ее словно не было никогда. Как бы кого не обидеть, сказал тот старик, какую обиду нанес я Соледад! Видит Мигель величие смерти, слышит - грохочет гроза гнева господня. Он хочет противостоять ей, но нет, падает на колени и обнимает древо распятия, не чувствуя, как и сегодня жестоко ранил он душу, прекрасную и верную.

* * *

Под пурпурным балдахином, колышущимся багряными волнами, затаилось недовольство.

Далеко внизу, прибитый к земле, сипло переводит дух Трифон.

- То не моя вина, ваше преосвященство, - рыдает внизу отчаянный голос.

- А чья же?

- Не знаю.

- Вы осмеливаетесь говорить мне - "не знаю"?

- Смилуйтесь, ваше преосвященство! Я делаю, что могу. Слежу за каждым его шагом.

- Следить - мало.

- Но что же, что я должен делать?

- Вмешиваться.

Тишина, только парча захрустела: всесильный пошевелил пальцами.

- Дозвольте сказать, ваше преосвященство!

- Говори.

- Здесь еще другое влияние. Дурное влияние, оно разрушает и сводит на нет мои труды. Человек, который, несомненно, побуждает Мигеля к светским развлечениям, который возмущает жителей еретическими речами - он причина того, что Мигель отдаляется от нас, забывая о предначертанном ему пути служения церкви, несметные богатства Маньяра ускользают от святой церкви...

- Кто этот человек?

- Капуцин Грегорио.

- Вы смешны, Трифон, с вашим Грегорио. Еще в Маньяре вы оговаривали его. Сдается мне, это ваш конек. Монах не должен мешать вам. Если будет мешать, мы его устраним.

- Значит, можно?! - неосмотрительно вырвалось у Трифона.

- Да, вот я и увидел вас насквозь. Монаха не трогать. Просто работайте лучше.

Шевельнулась бахрома на кайме парчи.

- Кто эта умершая? - спокойно продолжал голос сверху.

- Донья Соледад, внучка маркиза Эспиноса-и-Паласио.

- Точно ли, что она отравилась из-за Мигеля?

- Точно, ваше преосвященство.

- И что он теперь?

- Я видел его с некоей девицей простого звания. Очень красивой.

- Очень красивой? - Голос в вышине насмешлив.

- Но это ведь важно, ваше преосвященство.

- Это естественно, Трифон.

Снова минута тишины. Но вот шевельнулись шелк и парча:

- Следить за каждым шагом. Навестите его как можно скорее. После доложите мне. Напишите также подробный отчет его родителям. Ничего не утаивать. Ступайте.

Белая рука небрежно начертала в воздухе знамение креста, и Трифон вышел неверной поступью.

И вот уже много часов стоит он в нише стены напротив дворца Мигеля, не спуская глаз с ворот.

Вышла девушка под густым покрывалом.

- А, вот он, мой час! - торжествует Трифон. - Войду, застигну врасплох, найду ложе, смятое гнусным любострастием, чаши с вином, стол, накрытый для разнежившейся парочки, покой, полный цветов и ароматов...

Трифон проносится по двору, не отвечает на вопрос Висенте, отталкивает Каталинона на лестничной площадке и врывается в комнату Мигеля.

В печальном и хмуром покое Мигель склоняет колена перед распятием, страстно обхватив подножие креста.

Трифон застыл на месте.

- Как вы входите, падре? - строго оборачивается к нему Мигель.

- Прощенья, ваша милость! Некое предчувствие, подсознательное предчувствие... - заикается Трифон. - Я подумал, что нужен вам, и вошел без доклада... Простите, прошу...

- Как молятся за мертвых? - тихо спросил Мигель.

Трифон осекся.

- "Господи всемогущий, смилуйся..." - ответил он машинально, обводя глазами комнату. - Но лучше всего помогает святая исповедь и причастие...

- Я не желаю исповедаться, - властно произносит Мигель. - Я хочу молиться за мертвых, как я сказал.

Трифон поклонился, проглотил приготовленную проповедь и стал на колени рядом с Мигелем. Он произносит слова молитвы, Мигель повторяет за ним: