ЛЕПОРЕЛЛО. Любопытно знать, гдѣ скрываются эти антики?
ДОНЪ ЖУАНЪ. Недалеко, Лепорелло. Мужъ, это ты.
ЛЕПОРЕЛЛО. Я?
ДОНЪ ЖУАНЪ. А жена — твоя жена, если бы, конечно, она у тебя была.
ЛЕПОРЕЛЛО. Вы хотите меня увѣрить, что, если бы я былъ женатъ, вы не позволили бы себѣ обольстить мою жену?
ДОНЪ ЖУАНЪ. Никогда. Ни за что.
ЛЕПОРЕЛЛО. Если бы она была красавица?
ДОНЪ ЖУАНЪ. Даже сама Елена Троянская.
ЛЕПОРЕЛЛО. Зачѣмъ Елена, — возьмемъ примѣръ ближе: вотъ хоть бы эту красивую Габріэллу… въ окно которой вы собираетесь лѣзть.
ДОНЪ ЖУАНЪ. Габріэллу?
ЛЕПОРЕЛЛО. Да. Вообразите, что эта Габріэлла — моя жена… Отказались бы вы тогда отъ нея или нѣтъ?
ДОНЪ ЖУАНЪ. Но зачѣмъ же я буду воображать небылицы, мой другъ, когда она жена дона Эджидіо Ратацци, котораго ты такъ предусмотрительно спровадилъ на Капри?
ЛЕПОРЕЛЛО. Ага! то-то — зачѣмъ?… Знаемъ мы васъ!.. (Сбрасываетъ лѣстницу.) Пожалуйте, готово.
ДОНЪ ЖУАНЪ. Крѣпко ли?
ЛЕПОРЕЛЛО. Надѣйтесь на меня.
ДОНЪ ЖУАНЪ. Ни за что не полѣзу по такой соломинкѣ прежде, чѣмъ не увижу, что она держитъ человѣка. Спустись по ней внизъ.
ЛЕПОРЕЛЛО. Вотъ тебѣ разъ! Зачѣмъ?
ДОНЪ ЖУАНЪ. Затѣмъ что, если она гнилая, то лучше оборваться съ нея тебѣ, чѣмъ твоему господину.
ЛЕПОРЕЛЛО. Господи, какой вы, однако, стали трусъ! (Спускается.)
ДОНЪ ЖУАНЪ. Годы, любезный Лепорелло, годы. Рискъ головою хорошъ только для мальчишекъ.
ЛЕПОРЕЛЛО. Полѣзайте, что ли? Луна уже восходитъ…
ДОНЪ ЖУАНЪ. Сейчасъ, сейчасъ… Собственно говоря, преутомительная это служба — быть развратникомъ, Лепорелло.
ЛЕПОРЕЛЛО. Охота пуще неволи.
ДОНЪ ЖУАНЪ. Нѣтъ, не то. А каждому человѣку данъ жребій, который онъ долженъ принять къ исполненію съ твердымъ убѣжденіемъ, какъ призваніе и обязанность до гроба. Не такъ ли, Лепорелло?
ЛЕПОРЕЛЛО. Вы всегда говорите, какъ книга.
ДОНЪ ЖУАНЪ. А твое мнѣніе, Джмъеппе?
ДЖУЗЕППЕ. Именно такъ разсуждалъ я, синьоръ, когда рѣшилъ честнымъ трудомъ зарабатывать хлѣбъ и сдѣлался нищимъ.
ДОНЪ ЖУАНЪ. Человѣку моихъ лѣтъ въ этотъ часъ хорошо лежать въ мягкой постели, съ колпакомъ на головѣ… Подлѣ — на столикѣ — графинъ добраго хереса и тарелка съ бисквитами… Приходитъ добрая, пожилая ключница или капелланъ… играемъ въ пикетъ, разсказываемъ другъ другу анекдоты… вотъ это жизнь. А тутъ — полѣзай во второй этажъ по какой-то ниткѣ къ какой-то тамъ Габріэллѣ… нѣжничай, ври, изображай страсть… ой!
ЛЕПОРЕЛЛО. Что съ вами?
ДОНЪ ЖУАНЪ. Ногу кольнуло… подагра, что ли? Или опять ревматизмъ? О-хо-хо… Скучища… остаться развѣ? не лазить?
ЛЕПОРЕЛЛО. Что вы, что вы, синьоръ? Дама предупреждена, мы истратили столько денегъ, столько усилій…
ДОНЪ ЖУАНЪ. Чортъ съ ними съ деньгами и усиліями… Ой-ой-ой!
ЛЕПОРЕЛЛО. И, наконецъ, подумайте о будущемъ. Если вы перестанете быть Донъ Жуаномъ, то сдѣлаетесь просто старымъ холостякомъ.
ДОНЪ ЖУАНЪ. Ты правъ.
ЛЕПОРЕЛЛО. И что же тогда станется съ поэзіей и музыкой? Что будетъ съ Моцартомъ, Байрономъ, Пушкинымъ, Алексѣемъ Толстымъ!
ДОНЪ ЖУАНЪ. Назвался груздемъ, полѣзай въ кузовъ. Нечего дѣлать. Спасемъ поэзію, Францъ! Эйнъ венигъ шпиль ауфъ!
ФРАНЦЪ. Jawohl!
ДОНЪ ЖУАНЪ (декламируетъ подъ мандолину).
ЛЕПОРЕЛЛО. Эхъ, баринъ! Было, было, да и быльемъ поросло.
ДОНЪ ЖУАНЪ. Ничего, старый. Ты еще не разъ подержишь мнѣ лѣстницу, а я не разъ по ней подымусь.
ЛЕПОРЕЛЛО. Вашими устами медъ пить, синьоръ!
ДОНЪ ЖУАНЪ. Помнишь? Мадридъ — Духовъ день — послѣ боя быковъ — донна Эфедра — такая же ночь — та же пѣсня — и вдругъ… свирѣпый тореадоръ Эскамильо, съ своею навахою.
ЛЕПОРЕЛЛО. А вы его чикъ!
ДОНЪ ЖУАНЪ. А я — его чикъ!.. Пиза… падающая башня… бѣлый мраморъ посинѣлъ отъ луны… я пою серенаду дукессѣ Моннѣ Ваннѣ, и вдругъ изъ-за угла этотъ толстый болванъ, кондотьери Принцивалле… и въ рукахъ у него этакій кинжалъ!
ЛЕПОРЕЛЛО. А вы его — брыкъ!