Дон Жуан, или Жизнь Байрона

Мельбурн-Хауз был одним из самых блестящих домов в Лондоне и вместе с Холлэнд-Хаузом — интеллектуальным центром вигов. Лэмы, сделавшись благодаря пэрству Мель-бур нами, вышли из рода сравнительно недавней знатности, но достигли своего величия довольно естественным образом. В начале XVIII века один из Лэмов, юрист по образованию, нажил себе состояние. Сын его в 1750 году купил владение и замок Брокет-Холл и, будучи обладателем полумиллиона фунтов стерлингов в земельных угодьях и полумиллиона звонкой монетой, был, по неписаным законам королевства, сделан баронетом. Баронет женился на Элизабет Милбенк и вошел в парламент. Премьер-министр, которому нужно было собрать на выборах большинство голосов и который знал, как их собирать, сделал баронета лордом Мельбурном. Затем большое искусство соблюдать приличия и ум, достойный героини «Опасных связей», помогли леди Мельбурн вести без огласки весьма бурную жизнь, пленить принца Уэльского и завоевать Лондон.

У Мельбурнов было два сына. Отец любил старшего, который был похож на него; мать — младшего, который был похож на лорда Эгремонта. Она его портила. Воспитывавшийся без всякой дисциплины, в атмосфере невероятного мотовства и абсолютной моральной «свободы», пренебрегаемый отцом, который жил в доме молчаливым укоризненным гостем, он рос дерзким, смышленым и развращенным юношей. В 1805 году он женился на Каролине Понсонби, дочери леди и лорда Бессбороу (той самой, которая теперь познакомилась с лордом Байроном).

Брак по любви, и довольно смелый. Каролина была очаровательной и опасной женщиной. Мать ее, леди Бессбороу, которая незадолго до рождения дочери перенесла небольшой нервный удар, не могла воспитывать её сама и поручила девочку её тетке, Джорджиане, герцогине Девонширской. Герцогиня заботилась о ней так же, как о своих детях, то есть поручила её прислуге. Воспитанная в роскоши и беспорядке, «кушая из серебряной посуды, за которой ей, однако, приходилось самой путешествовать в кухню», девочка была убеждена, что на свете существуют только герцоги, маркизы и нищие. «Мы не представляли себе, что хлеб или масло делаются человеческими руками; мы никогда не думали, каким образом все это попадает к нам в дом. Мы думали, что лошадей кормят мясом. В десять лет я не умела писать. Я не умела правильно читать по складам, но сочиняла стихи, которыми все восхищались. Мне же самой больше всего доставляло удовольствие купать мою собаку, чистить шпоры и седлать лошадь». Результаты такого воспитания вызывали опасения у врачей: «Леди Каролина была капризна, легко впадала в ярость и была подвержена таким внезапным сменам настроений, что иногда опасались за её рассудок». До пятнадцати лет её ничему не обучали. Потом вдруг неожиданно она стала заниматься греческим, латинским, музыкой, заговорила по-французски, по-итальянски, увлеклась живописью, стала выступать в спектаклях, рисовать, писать карикатуры и в несколько лет превратилась в одну из самых интересных девушек в Лондоне.

Она питала отвращение ко всяким условностям. На своих письмах ставила вместо числа — «Бог весть какой день». Посылая своему брату книгу, уверяла, что не знает его адреса. Она славилась своей впечатлительностью. Её кузина, Гарриет Кавендиш, накануне доклада, с которым должен был выступить в Лондоне Бенджамен Констан, сказала: «Я просила Каролину прийти на доклад, потому что она расплачется и произведет сенсацию на всех нас». Всех восхищала её способность переходить внезапно, подобно шекспировским феям, от меланхолии к веселью, от непринужденной шутки к поэтической задумчивости. Поклонники называли её Ариель, Сильфида и восхищались этой очаровательной непоследовательностью; люди более тонкие считали, что её немножко портит манерность; женщины находили её искусственной, «нарочитой» и позеркой, которая только и думает, как бы удивить окружающих.

Она в первый раз встретилась со своим будущим мужем, Вильямом Лэмом, когда ей было тринадцать, а ему девятнадцать лет. Она уже раньше читала его стихи. У неё было «безумное желание» познакомиться. А увидев, влюбилась в этого юношу с блестящими глазами, с манерами денди и пренебрежительным видом, который ему так шел. Она понравилась ему: «Из всех молоденьких девушек в Девоншир-Хаузе, — сказал Вильям Лэм, — вот то, что мне нужно». С этого же дня он решил на ней жениться. Она долго не соглашалась. «Я обожала его, — признавалась она потом, — но знала, что я ужасное существо, и не хотела делать его несчастным». Он упорно домогался её и в 1805 году получил.