Дон Жуан, или Жизнь Байрона

Любовники теперь уже слишком хорошо знали друг друга, чтобы Тереза, как прежде, могла воображать «своего поэта» чуть ли не бесплотным героем романа, достойного Петрарки. Для Байрона факт был фактом, и когда женщина становилась его любовницей, он говорил о ней со всеми в резких и откровенных выражениях, не оставлявших никакого сомнения о характере их отношений. Этот реализм задевал Терезу. Байрон со своей стороны считал её верной, бескорыстной, любящей, но подверженной порокам, неизбежным у «бессмысленной породы женщин», — ревности и сантиментам.

Хент для этой беспокойной четы был весьма суровым наперсником. Его настраивала против них жена. Так же, как и леди Байрон, госпожа Гвиччиоли не нашла нужным знакомиться с миссис Хент. Женщины не разговаривали друг с другом. Марианна Хент вела себя по отношению к Байрону вызывающе. Она прогоняла детей, когда он появлялся, находя, что его речи слишком опасны для юных ушей. Байрон знал это, и суровое суждение женщины, которая жила под его крышей и его благодеяниями, задевало. Удивительная наивность для ученика «Рошфуко», которому следовало бы предвидеть естественные последствия благодеяний. Но ему опротивели все Хенты: и родители, и дети. Он писал Мэри Шелли: «Мне противно видеть в этих стенах, где обретаются дети Хентов, какую-нибудь вещь, принадлежавшую Шелли… Все, что не изгажено их грязью, изломано их руками». У входа наверх в свои апартаменты Байрон поместил бульдога, коему было поручено держать гостей на приличном расстоянии:

— Не пускай сюда этих кокни! — говорил Байрон собаке, поглаживая ее.

Бельэтаж и нижняя половина дворца Ланфранка жили почти что в состоянии войны. Хент с презрением отзывался об этом «столь мало поэтичном поэте и столь мало величественном лорде». Спустя несколько недель Байрону пришлось в третий раз провожать Гамба. Изгнанные на сей раз из всей Тосканы, они вынуждены были искать спасение в Генуе. Он был в отчаянии, что ему придется тащить с собой Хента и «весь его готтентотский крааль». У него не хватало жестокости бросить их в Пизе, но, царапая наспех строфы «Дон Жуана» на краешке последнего стола, оставленного рабочими при перевозке, он проклинал их от всей души.

XXXIII. ДЖЕНТЛЬМЕН ТОСКУЕТ ПО РОДИНЕ

Мартин решил, что человек создан для того, чтобы жить в конвульсиях тревоги или в летаргии скуки.

Вольтер

Я снова на волнах! Еще раз…

Но до чего странным казалось ему это третье путешествие Чайльд Гарольда. Еще раз позволил Отшельник кучке людей, чужеродной и нежеланной, привязаться к нему, еще раз не хватило у него мужества стряхнуть эту человеческую гроздь. Ему нужна была теперь целая флотилия, чтобы перевезти из Леричи в Геную свою незаконную семью, своих клиентов и своих слуг. На «Боливаре» ехали лорд Байрон, Тереза и семья Гамба, на другом судне — Ли Хент, Марианна Хент и орда маленьких Хентов, на третьем — Трилони, важный, взволнованный адмирал этой эскадры, с шумной начальственной спесивостью надзирающий за бумагами и инструментами; на фелуке разместились кое-как слуги и звери. «Трудно было представить себе что-нибудь более красивое, чем эти корабли, скользящие под белыми парусами около утесов по голубому морю», — говорил Хент. Может быть, это и было восхитительной картиной для Хента, который не был ответствен за это племя, но для Байрона, которому надо было в дальнейшем поддерживать всю ораву и выслушивать её жалобы, это было несколько менее приятное зрелище.

Мэри Шелли было поручено найти помещение — традиционная роль Шелли. Она наняла два дома в предместье Альбаро, на холме, возвышавшемся над заливом: громадную казарму в сорок комнат для себя и Хентов, для Байрона — розовую вельможную виллу Каса-Салюццо. В довольно обширном саду были павильон и кипарисовая аллея, в тени которой Байрон полюбил заниматься чтением; восхитительный вид на море. В спальне Флетчеру велено было повесить маленький портрет Ады и гравированный портрет самого Байрона. В верхнем этаже была помещена графиня Гвиччиоли, урожденная Гамба, и вся её семья.

Каса-Салюццо оказалась для Байрона, подобно дворцу Ланфранка, домом несчастий. Ему захотелось в первые же дни переплыть Генуэзский залив под палящим солнцем. Эта экспедиция уложила его в постель, у него слезла кожа, и он никак не мог поправиться. В Англии первый номер «Либерала» произвел скандал. Хобхауз и Киннер писали предостерегающие письма. Бывают скандалы, внушающие уважение своими грандиозными размерами, но этот был всего лишь смешон. Мур, Киннер, Хобхауз — либералы, но светские люди — пожали плечами. Байрон, задетый, объяснял, что ему приходится действовать так из сострадания, что Хент после смерти Шелли остался целиком на его содержании — у бедного малого жена и шестеро ребят. Меррей, чтобы защитить своего автора, показал кое-кому это письмо. И оно дошло до самого Хента. Тогда весь дом о сорока комнатах набросился на несчастного Байрона.