— Дерьмо! — вполне своевременно заключил второй, с карабином, докончил войну со свекольным самогоном, выдохнул так долго и глубоко, что ближайшие кустики, кажется, обуглились и почернели, и запустил бутылку в массивные камни запруды. Толстое стекло громко и жалобно зазвенело.
Я взвел курки и напрягся. По всему это должно было стать сигналом для притаившейся в высокой траве неподалеку Алики. Звук разбитой бутылки, четкий и ясный — куда понятнее? Но трава оставалась неподвижной, а ничем не омраченная пьянка продолжалась, вовлекая в себя новые сосуды с огненной водой, ругательства и довольно неудачные попытки пения. Заснула она там, что ли?
— Эй! — рявкнул вдруг тот парень, что был по пояс голым, когда я уже почти решил, что Алику укусил ядовитый скорпион или бешеный тарантул, и она сейчас лежит, гордая, бездыханная и прекрасная, с искусанными в агонии губами посреди влажной окровавленной травы, и невидящие ее темные глаза уставились в совсем чистое теперь, без единого облачка небо. — А это еще что?
Остальная троица напряглась было, но мгновенно расслабилась. Тот, что был похож на паука, покачал головой. Тот, что был с бутылкой, коротко и властно хохотнул.
— Похоже, день начинает налаживаться, парни! Где еще вам предложат эдакое кушанье — да еще и задаром?
Сквозь траву, медленно и грациозно раздвигая стебли к ним шла — нет, плыла — Алика. Зачесанные на одну сторону волосы распушились и придавали ей сходство с античной дриадой, белая рубашка навыпуск была полурасстегнута на груди, пояс на штанишках болтался на последней дырочке. Она выглядела юной богиней, охотницей-Артемидой, веселой, смертоносной и распутной.
— Привет, ребята, — сказала Алика с чуточку смущенной улыбкой. Ее руки с закатанными до локтя рукавами рубашки были пусты — ни ножа, ни тем более ружья. Оставила? Выбросила? Что она задумала, глупая девчонка? — Соскучились тут, наверно?
— Чертовски верно, соскучились, — подтвердил писклявый. — Ты из борделя, правильно? Видел тебя там.
— Я от Мишель, — согласилась Алика. — Своего рода подарок. Приз за ваш нелегкий труд, тяжелый, потный и неблагодарный.
— Мишель все правильно понимает, — вступил в разговор тот, что был похож на паука. — Вот только девок могла бы прислать и побольше. Нас-то четверо, а дырок у тебя всего три. Кому-то придется ждать своей очереди, а это нехорошо.
Алика улыбнулась снова. Даже у меня, сидящего вдалеке за камнем, от этой улыбки свело бедра, а у ублюдков на запруде, должно быть, вся кровь разом закипела, собравшись в одном-единственном месте — и не подумайте, что в голове.
— Сегодня я обслуживаю по принципу: «пришел первым, получил первым», — мягко сказала она. И отступила на шаг. — Но вам придется сначала меня поймать.
Они бросились на нее — трое. Один, тот самый с карабином и едва початой бутылкой, остался — у парня все же было какое-то понятие о службе. Но остальные: писклявый, паук и голый по пояс мгновенно спрыгнули с каменной насыпи и побежали по высокой, по пояс, траве, за девушкой. В пахнущем травами, цветами и стоячей водой воздухе повисли проклятия и нетерпеливое, возбужденное ожидание.
Алика не растерялась: хохоча во все горло, она развернулась и прыснула прочь. Сил и дыхания у нее было побольше, чем у троих пьяненьких придурков, да и земля под ковром травы, похоже, была знакома лучше; в отличие от преследователей, она на своем пути ни разу не упала.
— Смелее, мальчики! — позвала девушка, на секунду оглядываясь. «Мальчики», хекая, хрипя и матерясь, распались на широкий веер, медленно двигающийся в ее сторону. Карабинер на дамбе решил, видимо, не принимать участие в погоне: присел на камень и запалил сигарету.
— Постой, сучка! — хрипло заорал кто-то, похоже, уже выдыхающийся. — Куда?
— Еще немного! — задорно крикнула она, но я понял: это адресовалось мне. Жаль, не учился я стрельбе по-македонски. Впрочем, тут и работы едва-едва на один барабан; второй вроде как страховочным выходит. — И я вся ваша, ребята!
Она остановилась, повернулась, и с улыбкой взглянула на своих преследователей. Она была молода и прекрасна — не знаю, заметили ли это они. Она раскинула руки и так, живым распятым благословением, упала в высокую пахучую траву.
Бандиты остолбенели.
— Чумовая девка! — взвизгнул первый. — Ну, сейчас я ее…
— Не гони лошадей, — проревел голый по пояс. По смуглой татуированной коже тек пот — не тек, а струился. — По очереди! По порядку!
Тот, что был похож на паука, ничего не сказал. Он был уже рядом. Он стоял над ней и тянул вперед длинные, заросшие черным волосом руки.
— Эй! — пропищал вдруг первый. — Чего это ты…