Доррегарай изо всех сил старался вернуть потерянные позиции. Непостижимая неуязвимость его, казалось, подтверждалась и сегодня. Вокруг Доррегарая все гибли, падали, умирали, он один стоял невредим, и солдаты, все время видя его перед собой, снова возобновляли атаку.
Вокруг небольшого селения Муро, перед которым карлисты расположили свои окопы, разгорелась страшная битва. Здесь, казалось, возникала та самая точка, в какой иногда решается судьба всего сражения.
Сюда привлечено было внимание воюющих сторон, и карлисты, и республиканцы одинаково теснились к укреплениям.
Центр карлистов находился недалеко от селения, и здесь было собрано много орудий, так что все атаки республиканцев до сих пор оставались безуспешными.
Обе стороны бились неутомимо. Правительственные войска заняли селение Муро и непрерывно атаковали оттуда неприятельские окопы. Однако карлистские батареи, выгодно расположенные вдоль окопов и на окрестных возвышенностях, не подпускали неприятеля к укреплениям. Карлисты стали обстреливать селение, в котором тотчас же загорелось и задымилось несколько домов.
Батареи республиканцев не замедлили с ответом, однако неприятельские окопы были так прочны, что результатов обстрела почти не было заметно.
Все ясней становилась необходимость взять окопы приступом и прогнать оттуда карлистов. Только это могло решить сражение в пользу республиканцев. Однако трудно было надеяться при общем ослаблении войск на благополучный исход приступа. Неприятель занимал сильную позицию, и Конхо знал, что при таком штурме потери будут громадны.
Маршал Конхо на своем белом коне в сопровождении маркиза де лас Исагаса объезжал войска, воодушевлял их на битву и зорко наблюдал за движениями своих войск.
Побывав на правом фланге и похвалив солдат за удачный захват неприятельской позиции, маршал отправился на левый фланг, находившийся на противоположном конце поля почти в миле от правого. Тут Конхо дружески попрощался с Мануэлем, который тоже готовился оттеснить неприятеля и занять его позицию. Маршал понял, что если ему удастся занять еще центральную позицию неприятеля, то победа останется за ним.
Оставалось только выбить карлистов с этой последней позиции, захватить их орудия, и тогда правительственные войска ждет победа.
Маркиз Гутиерес де ла Конхо не мог отказать карлистам в храбрости и стратегических способностях, он не мог не удивляться их смелости и не мог не признать их опасными неприятелями. Хотя в течение своей долгой жизни маршал был свидетелем бесчисленных битв, однако он должен был сознаться, что это было самое кровопролитное из всех когда-либо виденных им сражений и что карлисты ни в чем не уступали регулярным войскам.
Поле было усеяно убитыми и ранеными. Носильщики и доктора не знали, за что браться, так много было для них работы. Всюду видны были следы ужасного, Все еще продолжавшегося побоища, Кое-где еще стояли или лежали в оврагах простреленные фуры и валялись впряженные в них раненые лошади. Республиканцы и карлисты, истекающие кровью, лежали на поле вперемешку. Это было страшное зрелище! Привыкший к таким сценам маршал Конхо и тот не мог не почувствовать сострадания к этим несчастным.
Но вместе с тем эти ужасные картины пробуждали в нем желание поскорее закончить кровопролитную битву. Число убитых было очень велико. Смерть свирепствовала, собирая все новые и новые жертвы. Отдельные полки пострадали так, что в них почти никого не осталось.
Вернувшись с Горацио к центру, маршал нашел в арьергарде несколько полков, меньше других участвовавших в деле и поэтому понесших меньшие потери. К этим войскам и обратился Конхо. Он сказал, что им нужно достойно завершить нынешний день и окончательно склонить победу на свою сторону. Он прибавил, что они обязаны прийти на помощь к своим товарищам, а когда в заключение маршал упомянул о победах левого фланга и о готовящейся атаке правого, восторженные крики солдат огласили воздух.
— Да здравствует отец наш Конхо! Вперед! Вперед!
Воодушевленные речью Конхо, пользовавшегося их безграничной любовью и уважением, солдаты, потрясая оружием, требовали, чтобы их тотчас же вели в бой и дали им возможность еще раз попытаться взять приступом батареи.
Возбужденные войска не сомневались в победе. Видя их воодушевление, маршал почувствовал, что смог зажечь их, и с новой надеждой повел их в бой.
— Вперед, дети! — воскликнул он. — Я сам поведу вас. Победа или смерть!
— Вперед! Вперед! Победа или смерть! — повторили за ним тысячи голосов, и войско двинулось за маршалом.
Как буря внезапно разражается, распространяя страх, трепет и смятение, так точно лавиной пошли теперь на неприятеля республиканские войска под предводительством Конхо и Горацио. Маршал смело несся вперед, счастливый тем, что ему удалось воодушевить и поднять солдат, рядом с ним, с восторженной улыбкой, высоко подняв саблю и вполоборота повернувшись к солдатам, летел Горацио. Наконец настала для него желанная минута: он мог достойно пасть на поле чести.
Осаждающие были встречены залпом неприятельских орудий.