Антонио знал патера Игнасио и знал, что он друг и единомышленник инквизитора Бонифацио. Симпатии между ними не было и быть не могло, так как во всех отношениях они представляли самые резкие противоположности. Антонио был благороден, великодушен и откровенен. Игнасио, напротив, был жестокосерден, низок и скрытен.
Антонио сделал над собой усилие, чтобы войти в палатку этого человека, ему было тяжело встретиться с ним. «Но что же, — раздумывал он, — бояться его мне нечего, совесть моя чиста, я ничего не сделал предосудительного ни перед Богом, ни перед людьми». С этими мыслями он вошел в палатку епископа.
Игнасио в это самое время сидел за круглым столом и что-то писал; у задней стены палатки стояли два монаха. Одет он был в сутану фиолетового цвета, на шее блестела золотая цепь с крестом. Его круглое безбородое лицо было невыразительно. Темные жесткие волосы окружали, будто венчиком, довольно большую тонзуру, служившую знаком принадлежности к духовенству. На левой щеке резко бросался в глаза красноватый глубокий шрам, свидетельствовавший, что патер провел время своего студенчества не в духовном, но в светском учебном заведении, не в созерцательном настроении, но в шумных разгулах, так как шрам этот был,очевидно, следом раны, нанесенной ему ударом сабли. Он придавал круглому лицу патера, невыразительному вообще, злое и неприятное выражение.
Когда Игнасио увидел вошедшего в его палатку Антонио, в глазах его блеснула как будто злобная радость. Он встал со своего места и молча пошел к нему навстречу, глядя на него вопросительно.
— Почтенный брат Игнасио, меня привели к тебе, чтобы я у тебя подождал возвращения доньи Бланки, — сказал Антонио, кланяясь прелату, занимавшему после архиепископа в армии дона Карлоса самое высокое место.
— Я полагал, брат Антонио, что ты явился ко мне, чтобы заявить о своем ьступлении в должность! Вот уже несколько месяцев мы ждем твоего прихода согласно сообщению, полученному от почтенных патеров монастыря Святой Марии.
— Моему вступлению в должность встретились препятствия. С заявлениями же об этом я должен был явиться к дону Карлосу, но не к тебе, почтенный брат Игнасио!
— Неужели, брат Антонио, я должен напоминать тебе правила нашего ордена, в которых ясно сказано, что каждый брат обязан явиться к старшему брату, стоящему выше него в духовной иерархии?
— Я не знаю здесь никакого старшего брата!
Этот спокойный ответ, в котором явно не было намерения оскорбить, вызвал страшный гнев Игнасио, гордившегося своим местом и предоставленной ему властью.
— Этот старший брат стоит перед тобой, — сказал оскорбленный прелат надменным тоном.
— Извини меня, почтенный брат, я этого не знал! Мне казалось, что мы равны, что мы оба патеры, ты в должности военного епископа, я — в должности духовного советника и наставника полководца тех же войск! Но если бы мы встретились прежде, то, несомненно, я уведомил бы тебя, почему не вступил в должность, на которую назначен.
— Мне поручено допросить тебя от имени трех достопочтенных патеров монастыря Святой Марии, почему ты не приступил до сих пор к исполнению своих обязанностей!
— Ты получил поручение?
— Если ты сомневаешься, то могу показать тебе письменное предписание, которое, может быть, внушит тебе желание отвечать и сделает тебя покорнее!
— Покорнее? Никогда! Что же касается ответа, то я охотно отвечу тебе без всякого предписания.
— Твои выражения подтверждают мое мнение о тебе, что ты отступник и погибший человек! Но исполни же свою обязанность и отвечай мне, почему ты столько времени не вступаешь в должность?
— Ответить на твой вопрос я готов, почтенный брат, хотя твой тон мог бы отнять у меня охоту вступать с тобой в объяснения, но я прощаю тебе его, видя, как дрожат твои руки, как подергивается лицо, и понимая, что ты находишься в страшно возбужденном состоянии!
Прошу тебя успокоиться и хладнокровно выслушать мое сообщение, которое я сделал бы и без всякого приказания! Я явился к дону Карлосу, чтобы вступить в должность, но он отправил меня назад!
— Ты был у короля? Но когда? И с какими словами ты предстал перед его особой?
— Стало быть, ты знаешь, что случилось?
— Я знаю, что ты явился перед его величеством, как будто был одержим злым духом, ибо только он мог внушить тебе ту неслыханно дерзкую речь, с которой ты осмелился обратиться к нему. Но это еще не все! Ты явился через несколько месяцев после твоего назначения, как будто должность твоя при доне Карлосе была делом побочным, не имеющим никакого значения в твоих глазах.
— Обязанности монашеские не должны исключать человеческих обязанностей, последние должны оставаться всегда на первом плане, почтенный брат!
— Ты отделываешься звучными, но пустыми фразами! Не человеческие обязанности, отступник, мешали тебе вступить в должность, а греховная любовь, мирские похоти! Не один месяц прогуливаешься ты с двумя легкомысленными, подозрительного поведения сеньорами, подавая пример соблазна и греха мирянам.