— Сам говоришь, что у нас нет выбора, — огрызнулась Сильвия. — С нашей помощью или без нее, Оливареса приговорят. Разница в том, что если с нашей, то мы что-то с того поимеем, а без нее — получим сплошные убытки.
— Ты рассуждаешь, как дочь лавочницы.
Он высокомерно приосанился, что не очень-то получилось, потому что бутылка была уже не первой.
— Можно подумать, что я — не она, — презрительно фыркнула Сильвия. — Быть дочерью лавочницы не так уж плохо, если это помогает решить денежные вопросы старинного рода, не так ли?
Ортис де Сарате решил, что если он скажет все, что думает, то бутылка от него точно уплывет, проще соглашаться со всем, что говорит супруга. Проще и безопаснее.
— Так, дорогая, — важно кивнул он. — Но что нам отвечать?
— Вызвать Оливареса под надуманным предлогом мы сможем, — решила Сильвия. — Но группу для захвата им придется присылать свою, упокой Всевышний душу Луиса. У нас нет на подхвате нещепетильных чародеев. Да и щепетильных нет. Не считать же за такового целителя? Кроме того, их группа должна будет решить вопрос с Контрерасом. Не знаю, засланный он или нет, но есть в нем что-то странное и мне это не нравится. Для наших друзей это аргументируем тем, что, если пропадут два чародея, никто не подумает, что охота шла за конкретным. И лучше, чтобы Оливарес до Дахены не доехал, пропал по дороге.
— Умно придумано, — качнулся Ортис де Сарате. — Сейчас же напишу ответ.
— Сиди уж. Представляю, что ты можешь написать в таком состоянии, — фыркнула Сильвия и вручила мужу бутылку. — Ответ напишу я, ты перепишешь. Но завтра. Сегодня ты сидишь здесь и носа не высовываешь наружу, понятно? Гостям я скажу, что ты себя плохо почувствовал, выпил обезболивающего и уснул.
Она говорила тоном, не допускающим возражений, но была уверена, что мало кто поверит в ее объяснения, потому что о том, что алькальд уходит в запои, слухи в Дахене ходили давно, и отсутствие на этом приеме самого Ортис де Сарате только даст пищу дополнительным.
Перед выходом из комнаты она оглянулась на супруга, который сосредоточил все внимание на бутылке и вздохнула. Когда-то ей казалось, что она ухватила птицу удачи за хвост, но очень скоро поняла, что сама птица улетела, а у нее в руках — только несколько хвостовых перьев, да и те полностью измазаны субстанцией, из которой, по словам заразы Хосефы, делается лучшее удобрение.
Глава 27
Девица, которая восхищалась моим сходством с покойным поэтом, приволокла другую, оказавшуюся дочерью принимающего семейства. Алисия Ортис де Сарате была бледной копией матери, вылинявшей почти до неузнаваемости. Нет, она тоже была темноволосой и смуглой, но казалась незаметной и серой. В ее лице не было бушующей жизни, лишь невыразительная томность.
— Не чародейка, — отметил Шарик, как будто я сам этого мог не заметить. — И не замужем. Не твой вариант ни с какой стороны. Можно сказать, совершенно бесполезная самка.
Девица о том, что осмотрена и признана бесперспективной, не подозревала и вела разговор о поэзии, который я мог поддерживать только словами: «Да что вы говорите, донна?» Наверное, в ее глазах я выглядел одним из самых необразованных людей, с которыми ей приходилось общаться. Но тем не менее от меня она не отставала, поскольку в ее окружении я был новым лицом, и прощупывала с разных сторон пытаясь выявить что-то общее. Единственной общей темой у нас оказалось выращивание растений. Да и то как общей — она прознала от матери, что у меня есть чародейский огородик, сама же она занималась цветами, да иногда помогала матери с ее чародейскими травками.
— Дилетанты, — откомментировал Шарик. — Настоящий чародей ни за что не пустит в свой огород посторонних, тем более без чародейских способностей. Это плохо отражается на конечном продукте. Зелья получаются менее качественными, понимаешь?
— Честно говоря, нет. Какая разница той же Жирнянке, кто ее будет поливать и подкармливать?
При упоминании своего недруга Шарик дернулся, что отметили моя собеседница:
— Ой, что это с вашим ками? Он не заболел? Трудно, наверное, ухаживать за таким редким животным? Он же тварь бессловесная, сам сказать ничего не может, а поди догадайся, чего хочет.
Шарик дергаться на оскорбления не стал, но не оставил его без ответа, который правда, был слышен только мне:
— Сама ты тварь, только болтливая и неразумная. Носит же земля вот таких. У которых язык куда больше мозга. Новое слово в анатомии человека.
Тем временем донна Алисия разливалась соловьем рассказывая, как выхаживала одну из собак отца. Та, к сожалению, все же умерла, но не потому, что у нее не было недостатка в заботе. Я тоскливо поддакивал, понимаю, что собака померла как раз от избытка этой самой заботы, была в ней, можно сказать, похоронена, что и привело к преждевременной смерти. Мое мнение подтверждалось тем, что Алисия даже не дождалась ответа на свой вопрос о самочувствии Шарика, предпочитая упиваться звуками собственного голоса.