Домой до темноты

Не каждому повезет найти свою стезю. Вначале надо понять и принять насмешку, скрытую в сути любого прогресса: в принципе, развития не существует. Страж раскусил истинный смысл своей жизни лишь после того, как его настигло прошлое, которое ему велели забыть.

Теперь он понял: как ни старайся, другим не станешь. Можешь сколь угодно перетасовывать карты, полагая, что тем самым изменил сдачу банкомета; можешь приноравливаться к изменяющимся обстоятельствам, воображая, будто растешь нравственно и духовно. Можешь гнаться за богатством и счастьем, можешь исповедовать евангелия самосовершенствования и возрождения, можешь завернуть свою веру в стяг — все это самообман. От колыбели до могилы ты останешься неизменным.

Единственная задача — быть самим собой.

Знаешь, что я думаю? Наверное, стремление отомстить всегда жило в тебе… но ты этого не сознавал, пока был кем-то другим.

Еще два года назад его жизнь была иной — тихим и относительно успешным прозябанием, основанным на лжи. Он был невидимкой. Никто не знал его настоящего имени, его подлинного происхождения. Он никогда не говорил о том, что с ним стало после смерти родителей, когда все мгновенно и окончательно рухнуло, когда из идиллического отрочества на груди любящей семьи его швырнуло под опеку равнодушной бездетной пары. Прибытие в среду новых «родичей» сопровождалось сожжением прошлого. Ему не разрешили взять что-нибудь из старой жизни. Ни семейных фотографий, ни книг, ни писем, ни игрушек — никаких воспоминаний. Ему запретили говорить и даже горевать о том, что случилось.

Той ночью в тебе что-то умерло… Знаю, дружище, я же там был и все это не раз слышал. Не пора ли нам к чертям убраться из этого мавзолея?

Когда два года назад умерла бабушка, он хотел слетать в Нью-Йорк попрощаться с ней (в то время он жил в Европе), но потом решил — бессмысленно. Зачем ворошить воспоминания, отданные кому-то другому? С бабкой он общался по телефону, она оставила ему солидную сумму, а Грейс Уилкс переслала кое-что из ее личных вещей. Среди них оказалось неотправленное письмо, написанное рукой матери. Старуха хранила его все эти годы.

Письмо изменило его жизнь.

Брелоком Страж посветил в чулан под лестницей, где прятался той ночью. Конус голубоватого света поочередно выхватывал запыленные предметы: швабру, сковородку, кипу старых журналов «Лайф», щербатые теннисные ракетки…

Письмо стало сигналом побудки. Оно придало жизни новый смысл, указало обратный путь к своему давно утраченному «я». Оно позвало домой.

Через прихожую Страж вошел в бывшую гостиную. Старого телевизора в углу не было, но два кресла стояли на месте. Сдернув чехол, Страж сел в то, что было ближе к двери, и поискал за подушками пульт. Нету.

Эй, чего я узнал-то.

Чернавка говорила про дискотеку «Скарлеттс», верно? По сведениям торговой палаты Вестхэмптон-Бич, этот клуб закрылся еще в восьмидесятых. Забавно, да?

Из нагрудного кармана рубашки Страж достал мобильный телефон и направил его, словно пульт, на воображаемый экран; потом он резко взглянул налево, где прежде под окном стоял кукольный домик.

Затем перезвонил Грейс.

Выезжая из Кэмпден-Хилл-Плейс, я мельком увидел Лору на крыльце, а затем мы свернули налево и влились в поток машин на Холланд-Парк-авеню, двигавшихся в сторону Шепердз-Буш.

— Пожалуй, нам лучше проехать по Марлоз-роуд, — сказал Майкл и посмотрел на меня в зеркало. — Все в порядке, мистер Листер?

Он занял ряд для разворота и притормозил. Сняв наушники, я набрал номер шурина.

— Мистер Листер? — Не получив ответа, Майкл бросил тяжелый «мерседес» на разворот.

Уилл ждал моего звонка и ответил после первого гудка:

— Ты где?

— На пути в аэропорт.

— Думаешь, это разумно?

— Ты знаешь, почему я еду. Кэмпбелл разыскал особняк с рисунков и сайта — это родной дом Стража в Коннектикуте.

— Я не о том.

Узнав о синестезийной версии, Уилл скептически отнесся к возможности идентифицировать психопата по малоизученному неврологическому отклонению. Но потом отдал должное Кэмпбеллу, благодаря которому «некто на планете» за неделю обрел имя и местоположение, а вскоре покажет и лицо.

Я вздохнул:

— Ты прав, есть кое-что еще. Я беспокоюсь за девушку. Думаю, она в опасности. Из-за меня.

Я не уточнял. Посвящать шурина в детали не хотелось.

— Тогда тем более надо оставить ее в покое.

Повисло молчание. Я представил, как доктор Каллоуэй сидит в своем кабинете и, сцепив руки на затылке, изучает потолок.

— Ладно, я понимаю, тебе неприятно это слышать.

Я уже поведал ему о своих чувствах к Джелене.

— Значит, ты влюблен в человека, которого в глаза не видел? Боюсь, это именно тот случай — воображаемое впечатление.

— Пускай, но мне кажется… будто мы всегда были знакомы. Мы угадываем мысли друг друга. Стоит о ней подумать, и…

Шурин меня оборвал:

— Угадывание чужих мыслей — это одна из самых распространенных иллюзий виртуального общения. Интернет переносит «родственные души» в иное измерение, что вполне согласуется с их расплывчатым представлением о жизни.

Я рассмеялся.

— Девушка тоже влюблена?

— Она не признается, но… полагаю, да.