Домино

В обмен колонии получат — что же? Ну, конечно, рабов-негров. Испания обладала одной-единственной торговой концессией, которой усиленно добивалась: это асьенто — право ввозить невольников в Испанскую Америку по договоренности с частными лицами. Поскольку римский папа избавил народы своих доминионов от унизительного рабского статуса, колонии остро нуждались в притоке африканских невольников, не подлежавших такому освобождению. Согласно Утрехтскому миру, заключенному в 1713 году, наша держава получила привилегию вводить свои корабли в порты Буэнос-Айреса, Каракаса, Картахены, Панамы, Порто-Белло, Гаваны — всюду, где они требовались, и снабжать земли испанского монарха пятью тысячами негров ежегодно. За каждую голову платили по десять фунтов, четверть дохода поступала на цивильный лист королевы — на содержание двора, дворцов, на жизнь, на жалованье министров в Уайтхолле. Морским капитанам выплачивалось комиссионное вознаграждение, определенные суммы отчислялись испанскому королю — и, наконец, остаток шел на счета владельцев Компании. Одним из них являлся, между прочим, мистер Гендель, который в 1715 году инвестировал пятьсот фунтов и в обмен на свою щедрость получил приличные дивиденды.

Торговля продолжалась многие годы — во всяком случае, до недавнего времени. Однако надежды на большие прибыли не оправдались. Оборот был невелик, и целые партии груза приходилось сбывать в наших собственных колониях в Новом Свете с убытком, тогда как испанские должностные лица проявляли медлительность и даже враждебность по отношению к этой новой договоренности. На прочие торговые возможности был наложен запрет: невольники были единственной статьей импорта, никаким другим товарам пересекать границы не дозволялось.

И только с последующего десятилетия — начиная с 1720 года (именно этот период я и описываю) — Компания, пусть на короткое время, сделалась более выгодным предприятием. Деньги, собранные посредством подписки, и доходы от работорговли были направлены на другие спекулятивные начинания.

После того как билль о «Компании Южноморских пузырей» был утвержден парламентом (дело, согласно традиции, не обошлось без крупных взяток), а затем встретил высочайшее одобрение, акции Компании немедленно взмыли в цене на тысячу процентов. Ничего подобного раньше не наблюдалось: такой наплыв богатства трудно было даже вообразить. За одно утро сколачивались умопомрачительные состояния. Лакеи вскоре обзавелись старинными поместьями по берегам Темзы, лавочники вселились в новехонькие особняки на Хановер-Сквер. Повально все — от кухарок до священников и вдовствующих герцогинь — отдавали в залог последние ценности, расставаясь с фамильными сокровищами по бросовым ценам, лишь бы заполучить наличные деньги с тем, чтобы вложить их, если удастся, в Компанию Южных морей — или, на худой конец, в только что организованные предприятия, подписка на которые проводилась в кофейнях на Биржевой Аллее. Золотые и серебряные монеты — закономерный результат честного трудолюбия — обменивались на невесомый кредит, на мнимое благосостояние, взлетевшее ввысь на бумажных крыльях Дедала, на бесплотные посулы, на пустые тени. Да, именно тени: подобно собаке из басни, люди хватались за призрак богатства — за его иллюзию, отказываясь от реальной собственности.

Но сколь соблазнительна была эта иллюзия! Стоимость акций Компании в апреле составляла 375, в мае — 495, в июле — 870. Поговаривали, что тем летом каждый раз в восемь утра по городу с шуршанием проносился ветерок: все поспешно разворачивали газеты, желая узнать о котировке акций. Акции Королевской академии музыки росли в цене соответственно с акциями Королевской африканской компании, обязанной по контракту поставлять негритянских рабов торговцам Южных морей. Росла стоимость и всего остального. Например, земли. Участки близ Лондона вздорожали в сорок пять раз против прежней годовой ренты. На южной стороне Сент-Джеймского парка предполагалось разбить новую величественную площадь — площадь Южных морей. Беннет-стрит, Кок-ярд, узкая Сент-Джон-стрит подлежали сносу: требовалось место для возведения пышных особняков новоявленных богачей. В Сити на Треднидл-стрит должно было вырасти великолепное новое здание Компании Южных морей — недалеко от ее главного соперника, Английского банка. В западной части города — по берегам Темзы в Челси, Чизуике, Ричмонде — приступили к строительству вилл.

Вдруг — таково было первое впечатление Тристано от Лондона — весь город превратился в одну сплошную строительную площадку. Тем летом везде громоздились горы строительного камня, груды булыжника, штабеля шиферных плит, мешки с известью.