Манон всегда причесывается, наклонив голову вперед. Надо сто раз провести расческой по волосам, учила ее кавказская бабушка. И тогда у тебя будут густые волосы. Она же научила Манон готовить.
Интересно, хотелось бы попробовать.
И как доктор это себе представляет? Ты же никогда не бываешь дома к ужину.
Зефир подходит и кладет руку на ее затылок. Когда она выпрямляется, то ловит его взгляд в зеркале. Она не знает этого мужчину. Они занимались любовью несколько дней назад, и все равно он кажется ей недоступным. Когда она была маленькой, она мечтала выучить какой-нибудь иностранный язык, не понимая его. Она представляла себе, что учит китайский, представляла, что использует слова, правильно их располагает, произносит их тоже правильно — и не понимает. Она не любит понимать. Не потому ли она ответила «да», когда Зефир просил ее руки?
Что ты сегодня делаешь?
Она морщит лоб. Думаю, занимаюсь собой.
А тюрьма?
Может быть.
Опять он за свое. Поймет ли он наконец, что никогда не получит ответов на свои вопросы?
И что он не должен стараться с ней сблизиться. Если только она сама того не пожелает.
Отвечать — любезность. Не отвечать — отказ. Отказ — своего рода пружина в их отношениях.
У Манон и Зефира нет друзей. Они довольствуются знакомыми. Сильви часто говорит своему мужу, что Зефир боится жену.
Да, будет неправдой сказать, что Манон — теплый человек.
Но она красивая, не так ли? Сильви нервничает, когда спрашивает об этом.
Красивая — да, так же, как фотография ледника.
Сильви успокаивается. Ледники при потеплении тают. Несколько женщин из их компании занимаются благотворительностью: Виолетт работает в магазине Красного Креста в седьмом округе, Сильви — в Эммаусе, Манон единственная выбрала еженедельные визиты в тюрьму Санте, где она видится с одним из заключенных.
Вы что, сидите каждый по свою сторону бронированного стекла, как в американских фильмах, и говорите по черному бакелитовому телефону? Так, Манон?
Да нет же, я подаю убийце завтрак в постель, по необходимости предоставляю душ и массаж. А ты как думал?
Когда он наконец этому научится? Не спрашивать. Ее ирония хуже, чем ответ. Зефиру нравится, что Манон занимается волонтерской деятельностью. Единственное, что ему не нравится, — это запах ее одежды, когда она приходит домой, сделав доброе дело. После тюрьмы в коридоре стоит запах сигарет. Он терпеть не может, когда люди курят. Сам он никогда не сделает ни одной затяжки.
Стол накрыт? — кричит он из ванной.
Как обычно, chéri.[2] Обращаясь к Сартру, она тоже всегда говорит «chéri».
Таков разговор на улице Дюнкерк 28 февраля с 12.25 до 13.07, прерываемый лишь тишиной, которая обусловлена расстоянием между двумя людьми в квартире площадью 325 квадратных метров с мягкими стульями и косоглазой собакой.
Иди сюда, chéri, — голос Манон звонок. Сартр лает так, как должна лаять собака, знающая время гуляния.
Когда Зефир выходит из квартиры, его волосы все еще немного влажные. Он долго стоял под душем, и его душе, должно быть, приятно сейчас пребывать в его теле. Он пользуется лосьоном Givenchy так давно, что не чувствует его аромата.
~~~
На их собственной улице правила очевидны. Здесь Токе и Роз не знают друг друга. Но в других местах было бы странным не остановиться, если он, конечно, идет один. Однажды они случайно встретились на площади Клиши, и она подставила щеку для поцелуя. Она была беременна.
Роз, так близко мы друг друга не знаем!
Отчаяние накатило моментально, и его невозможно было не заметить. Он отлично понимает, что причиняет ей боль. Часто. Почти каждый день. Но что он может с этим поделать?
Почему ты не найдешь себе хорошего мужчину, с которым ты могла бы приятно устроиться перед телевизором?
А что тогда будет с нами? Ты думаешь, у меня есть определенная порция чувств и страсти, которую можно предложить первому встречному? Тебе никогда не приходило в голову, что я хочу быть только с тобой?
Если она это говорит, он никогда не отвечает. Даже когда она лежит рядом с ним в постели и смотрит на него нежным взглядом и говорит, что любит его. К счастью, она никогда не задавала классический вопрос из женского журнала: «А ты меня тоже любишь?» и, слава богу, никогда: «О чем ты думаешь?». Токе предпочитает молчать, а не лгать. Но в чем, собственно, правда? Есть ли только ОДНА правда, есть ли она вообще?
Когда Зефир был маленьким и должен был бегать по поручениям бабушки, это означало, что он действительно должен был бегать.
Разве я не сказала, чтобы ты поторопился? — обычно говорила бабушка, поправляя грудь. Движение, которое для него всегда будет связано с ней. Она могла теребить его за рукав. Быть не может, что ты во всем такой медлительный!
Этот мальчик — мечтатель, слышал он часто. Так бабушка говорила дедушке, после того как его укладывали спать.
Это пройдет. С возрастом это проходит, — пытался утешить ее дедушка.