Доминирующая раса

Много позже, в забросах высшей категории опасности, я вспоминала Терру-3 и усмехалась. Кто их поймет, в секции планирования, как они высчитывают категории?

Но убранный цветами ад Терры-3 — курорт по сравнению с фронтирской пустыней.

Да, я хорошо переношу жару, я неплохо акклиматизировалась и даже несколько большую силу притяжения уже не замечаю. У меня есть биопластик. Много. У меня есть Аджи.

Но фронтирская пустыня, где даже ррит не появляются без большой надобности…

Аджи бежала всю ночь и утро. Погони не было. Хейнрри погиб. Может быть, у Экмена возникли другие проблемы. Думаю, нас нетрудно было найти и догнать, на «крысах». Я уверена, что Аджи шла к городу по прямой.

За час до полудня мы увидели на горизонте скалы. К полудню поравнялись с ними. Причудливые фигуры выветривания давали какую-то тень даже в это время. Я чувствовала, что еще немного — и я свалюсь вниз с плеча нукты, а это сейчас стало очень высоко. Я остановила Аджи, слезла и упала под каменный гриб. Она села рядом, глядя на меня сверху. Кажется, она все еще росла. Она может вырасти до тридцати метров в длину, если сочтет это необходимым. Я представила, сколько это, и мне стало жутко. Ладно, половина на хвост. Все равно много.

Биопластик спасал. Без него я бы уже умерла. Он лучше, гораздо лучше фреонного костюма спасал от жары. Хорошо, что здесь сухой воздух. Не представляю, что творится в экваториальных лесах. Я спрятала руки и уснула.

Когда я проснулась, вечер еще не наступил. Должно быть, прошло часов пять. Аджи по-прежнему сидела надо мной. Теперь она отбрасывала длинную тень — прямо на меня. Моя радость.

А рот у меня ссохся. И горло. И желудок. Невыносимо.

Мне стало холодно.

Под солнцем Фронтира, без еды и питья, Аджи спокойно отмахает сотни километров. И принесет в город мои мумифицированные останки. Биопластик защитит меня от перегрева, на крайность, его можно есть — но что и где я буду пить?

Лента после долгих мытарств отдала три глотка. И все. У нее больше не было.

Сколько еще до города?

Сколько?

Аджи наклонила голову, глухо урча. Я поняла, что она говорит.

«Похвали меня, Янина»…

Я прижалась к броневому выступу ее груди и разревелась от страха. Без слез. На них уже не было влаги. Растерянная Аджи обняла меня сперва передними лапами, потом хвостом, понюхала мою голову, мурлыча что-то утешительное, а потом не сдержалась и начала скулить и подвывать вместе со мной.

Ну и вид у нас, наверное, был. Обнялись две женщины и рыдают. За компанию…

Выпуск — это очень красиво. Красивей, чем выпуск экстрим-операторов, наверное, только парад Победы, и то не всякий, а юбилейный. Нас снимали фото — и кинохудожники. Не считая, конечно, родни. Три десятка художественных пленок я, не пожалев денег, заказала распечатать в портретном формате на лучшей бумаге.

Это очень красиво.

Карту с файлами я потеряла во всех этих передрягах. Даже не помню, когда. Напечатанные кадры остались у мамы. Наверное, она их хранит. А может, и нет. Меня казнили за тройное убийство.

Парадная форма операторов — белая с золотыми шнурами. Синий берет с золотым гербом Объединенного Человечества. Удивительный контраст: стройные молодые девушки в белом и их нукты, иссиня-черные, с выступами-лезвиями на броневой шкуре. На передние лапы припасть, хвост к полу прижать, вдоль тела вытянуть. Смир-р-на!

Сначала мы стоим под солнцем, ровной длинной линией. Обязательно под солнцем, потому что для нас всегда разгоняют облака. Конец мая или начало июня. Где-нибудь на Древней Земле, старая площадь, которая помнит еще кавалерию. Города бывают разные. Это очень красивое зрелище, а питомники принадлежат не стране, а Объединенному Совету. Поэтому выпускной парад проводится в разных странах. Как Олимпиада.

Мы принимаем поздравления нашего генерала, иногда еще и президента страны. Читаем клятву.

Конечно, строем мы не ходим. Это бы выглядело по-идиотски. Кроме того, нескольких операторов нельзя соединить в подразделение. Каждый расчет — отдельная единица. Ценность операторов не в унифицированности и даже не в дисциплине. Наши действия индивидуальны и непредсказуемы. Нукты — не механизмы, хоть их и любят превозносить как машины убийства. А люди — тем более. Мы всегда сами выбираем тактику. Это дает лучшие результаты.

Нас даже волосы стричь не заставляют.

Мы проходим неспешным бегом. Через площадь, по улицам, где люди машут нам и смеются. Иногда, не останавливаясь, сажаем малышей кататься на «больших зубастиках». Восторгов до небес; сама заражаешься и чувствуешь себя ребенком. А потом мы вместе с нуктами идем в самый большой в городе луна-парк. И на весь день он для нас бесплатный. На операторов собирается посмотреть такое количество народу, что сборы вырастают втрое.

Помню, я пошла кататься на колесе обозрения, а Аджи оставила внизу. Ой, как он волновался! А когда моя кабинка доехала до самого верха, я позвала его, и он со скоростью пули взобрался по колесу наверх. И все люди, которые глазели на это, зааплодировали.

Во время войны было четыре случая, когда десантные группы отказывались от сопровождения операторов.