Домик в прерии

Потом Лора стала смотреть на папу, который смазывал жиром свои сапоги. В свете лампы его волосы, усы и длинная темно-коричневая борода казались шелковистыми. а шерстяная клетчатая куртка пестрела яркими красками. За работой папа весело насвистывал, а потом вдруг запел:

Бутоны цветочные утро раскрыло,

И птичий напев зазвенел в небесах,

И солнце над миром, светя, восходило.

Когда у могилы застыл я в слезах.

Ночь была теплая. Дрова догорели, но папа не стал раздувать тлеющие угли. Из Больших Лесов, которые со всех сторон обступали маленький домик, доносился тихий шорох — это падали на землю хлопья мокрого снега, а с сосулек, висевших на крыше, звонко капали капельки воды.

Пройдет совсем немного времени, и деревья покроются розовыми, желтыми и бледно-зелеными листочками, а в лесу расцветут цветы и запоют птички.

По вечерам больше не будет папиных рассказов у горящего камина, но зато Лора с Мэри будут играть и бегать среди деревьев, потому что наступит весна.

Сахарный снег

Много дней подряд светило солнце и стояла теплая погода. По утрам окна больше не замерзали. С утра до вечера с крыши, тихонько позвякивая, сосульки одна за другой падали в сугробы. Деревья стряхивали снег со своих мокрых черных ветвей.

Прижав носы к холодному стеклу, Мэри и Лора разглядывали голые ветви деревьев и капельки воды, которые скатывались с крыши. Снег больше не блестел, он казался рыхлым и вялым. Под деревьями, там, куда свалились снежные комья, образовались ямки, а сугробы по обеим сторонам тропинки съеживались и оседали.

Однажды Лора заметила во дворе полоску голой земли. Полоска становилась все шире и шире, и к вечеру весь двор покрылся темной грязью. Осталась только обледеневшая тропинка, сугробы вдоль тропинки и забора и возле поленницы.

— Я хочу выйти во двор поиграть, — сказала Лора.

— Не «хочу», а «можно мне выйти».— поправила ее мама.

— Можно мне выйти поиграть?

— Завтра будет можно, — пообещала мама.

Ночью Лора проснулась от холода. Одеяла казались очень тонкими, нос у нее замерз, и она вся дрожала.

Мама накрыла ее еще одним одеялом и сказала:

— Покрепче прижмись к Мэри, и сразу согреешься.

Утром в доме затопили печку, и стало тепло, но, когда Лора выглянула в окошко, она увидела, что земля опять покрылась толстым слоем снега. Снег белым пухом лежал на ветвях деревьев, на заборе, а на столбиках ворот красовались большие белые шары.

Папа вошел в дом, стряхнул с одежды мягкий снег и затопал ногами, стряхивая снег с сапог.

— Это сахарный снег,— сказал он.

Лора быстро лизнула белые снежинки, застрявшие в складках папиного рукава. На языке у нее осталась вода, как от обыкновенного снега. Хорошо, что никто не заметил, как она пробует снег.

— Почему он сахарный? — спросила Лора.

Но папе некогда было ей объяснять, он торопился к дедушке.

Дедушка жил далеко в глубине Больших Лесов, где деревья были выше и стояли теснее друг к другу.

В окно Лоре было видно, как папа, такой большой, сильный и ловкий, шагает по глубокому снегу. На плече у него висит ружье, на поясе топорик и мешочек с порохом, высокие сапоги оставляют большие следы на мягком снегу. Лора смотрела вслед папе, пока он не скрылся из виду в лесу.

Домой папа вернулся поздно вечером, когда мама уже зажгла лампу. Он принес толстый сверток и большое деревянное ведро с крышкой.

Ведро и сверток он отдал маме, а ружье положил на крючки над дверью.

В свертке лежали две твердые коричневые глыбы, величиной с большой молочный бидон, а ведро было полно темно-коричневого сиропа.

— Держите, девочки!

Папа вынул из кармана два круглых пакетика и протянул их Мэри и Лоре. В бумажной обертке лежали твердые коричневые лепешечки с красивыми завитушками по краям.

— Попробуйте откусить. — сказал папа, и его голубые глаза сверкнули.

Завитушки были сладкие и таяли во рту. Они были даже вкуснее рождественских леденцов.

— Это кленовый сахар. — сказал папа.

Ужин был готов. Сахарные лепешки Мэри и Лора положили рядом со своими тарелками. Сначала надо съесть хлеб, политый кленовым сиропом.

После ужина папа уселся у очага, посадил Мэри и Лору себе на колени и стал рассказывать про то, что он делал у дедушки, и про сахарный снег.

Дедушка всю зиму делал из кедра и белого ясеня деревянные ведра и маленькие желобки. Когда потеплело к по деревьям начал подниматься сок, множество желобков и целый десяток ведер были готовы.

Потом дедушка пошел в кленовый лес, просверлил в стволе каждого клена дырку, забил в каждую дырку желобок и подставил под него ведро.

Сок — это кровь дерева. Весной, когда становится тепло, сок поднимается по стволу и постепенно доходит до каждого сука и до кончика каждой веточки, чтобы на них выросли зеленые листья.

Когда кленовый сок поднимается до дырки в стволе, он вытекает из дерева и по желобку льется в ведро.

— Бедное дерево! Разве ему не больно? — спросила Лора.