Домик в Буа-Коломб

На одном из великосветских приемов она познакомилась еще с одним таким „интересным человеком“, на самом деле, это был самый обычный вернисаж, какие каждый день проходят в многочисленных парижских галереях, на который привела Кокошину Надя. „Принц Гарри“ — так звали человека, с которым познакомилась там Кокошина, не оставлявшая надежды выйти замуж за иностранца. Гарри приехал в Париж из Латинской Америки, по слухам, он был очень богат, а „принц“ его все звали потому, что в его жилах, как он утверждал, течет кровь арабских шейхов. И действительно, внешне он сильно смахивал на араба, смуглый, худой, небольшого роста с черными как смоль волосами. И одевался он тоже во все черное: на нем были черные холщовые штаны и черная рубашка-косоворотка. Необычный вид и аристократические манеры сразу же сразили Кокошину наповал. Принц Гарри действительно был со странностями, и вкусы у него были не совсем обычные. Например, он любил смерть и все, что с ней связано. У него были даже специальные духи во флаконе в виде хрустального гробика, и запах у них был очень странный — он говорил, что так пахнет из могилы. Поэтому он и одевался во все черное, говорили также, что в его доме на Майорке, где он подолгу жил, повсюду висели гравюры с различными видами трупов — там были и работы известных художников, он их коллекционировал. Вообще, принц Гарри был очень загадочным существом. Кокошина, конечно, не могла равняться с ним в интеллекте, но у нее были деньги, а это значило, что они смогут вести вместе дела. Принц же говорил, что он деньгами совсем не интересуется, и ему на них вообще плевать, и несколько раз он, как бы вскользь, обмолвился, что мечтает посетить Россию, так как хотел бы найти там себе жену, простую русскую девушку, небогатую — а деньги его не интересуют, у него их хватает, ему главное — чтобы его любили по-настоящему, а не из-за денег. В Париже русских было не так много, поэтому Кокошина поняла, что у нее есть шанс, хотя в глубине души она не верила, что принца не интересуют ее деньги и решила быть очень внимательной и осторожной. По этой причине в тот день, когда наконец Гарри должен был прийти к ней в гостиницу у Мулэн Руж, она, на всякий случай, тщательно спрятала все свои деньги и драгоценности, большую же часть наличности она даже отнесла накануне в банк. Гарри пришел вечером, как они договаривались, с огромным букетом сиреневых и розовых астр, и небольшим бумажным свертком, который почему-то сразу не открыл, а просто положил на стол. Кокошина очень плохо говорила по-английски, а по-французски не говорила совсем, поэтому она и Гарри изьяснялись преимущественно жестами. Гарри почти сразу же разделся до трусов, и так и остался сидеть в одних трусах. Потом он жестом предложил раздеться Кокошиной, и она покорно это сделала. Ей, правда, было как-то не по себе, но раз уж она его пригласила, нужно было идти до конца. Гарри знаками показал ей, чтобы она легла на живот, и когда она это сделала, он достал со стола сверток, развернул его, там оказались десять церковных свечей, он взял одну, вставил ее Кокошиной в задний проход, и зажег. Кокошина молча лежала в полном оцепенении и не сопротивлялась. Кажется, Гарри остался доволен, он сидел в трусах и смотрел, как горит свеча, но он ровным счетом ничего не делал, даже не пытался заниматься онанизмом. По мере того, как догорала свеча, его лицо приобретало все более странное выражение, и глаза наполнялись слезами. Свечка горела быстро, и Кокошина уже чувствовала жжение на ягодицах, она терпела, хотя ей и хотелось вытащить огарок из задницы. Принц же, казалось, был в полном восторге. Наконец, свечка потухла сама собой, добравшись до зада, Кокошина получила сильный ожог, она даже не могла сидеть месяц после этого. Принц же неторопливо встал, оделся, собрал оставшиеся свечки и исполненный чувства собственного достоинства, удалился, даже не попрощавшись с Кокошиной. С этого момента, встречаясь с Кокошиной, он даже не здоровался с ней, делал вид, что не замечает ее. Ее это ужасно злило. Принц же не замечал не только одну Кокошину — женщины его интересовали еще меньше, чем деньги. С того самого момента он всегда появлялся на людях только в сопровождении мальчиков, иногда совсем юных.

Кокошину продолжали мучить сомнения по поводу Селина — издавать или не издавать? Хотя она все-таки взяла марусину рукопись перевода и даже заплатила аванс, правда, читать рукопись она все равно не стала. Позже, когда Маруся уже вернулась в Петербург и даже забыла думать об этом, ей как-то раз позвонили из Витебска. В трубке она услышала голос какой-то женщины с характерным провинциальным акцентом, это была корректор издательства „Кока-Даун“, Авдотья Павловна, которая по телефону стала уточнять упоминающиеся в переводе названия парижских улиц. В заключение Авдотья Павловна не выдержала и с тяжелым вздохом поделилась с Марусей впечатлениями от романа: