Домик в Армагеддоне

– Дай мне хотя бы мобильный свой наконец. Пожалуйста.

– Слушай, знаешь, а я приеду к вам. Да. Через пару денечков. Почему бы нет? Тем более – ремонт, новая мебель. Под натуральное дерево.

Он вышел из машины и двинулся через лесопосадку к въезду в поселок.

– Ефим! – Отец догнал его. Запыхался. – Вот, денег возьми. Возьми, пожалуйста. А то как ты теперь… Есть-то надо.

Фима пожал плечами.

– Возьму, ладно. То есть спасибо.

***

Утром Крицын обещал отвезти Надю в Любореченск. После завтрака они распрощались:

Фима уехал в “Казачок”, Надя осталась в Солнечном. Из слов папаши было понятно, что Надя домой не поехала. Понажимал еще раз на звонок, в доме не отзывались.

Прислонился спиной к воротам.

Рекламный щит просматривался отлично. На вышке, орудуя щеткой, стирал надпись человек в оранжевой униформе. Видимо, жидкость капала человеку на лицо, и он забавно, по-пингвиньи, пригибался, точно пытаясь сунуть голову себе под мышку.

Он тер, опускал и переворачивал щетку, макал в невидимое Фиме ведро, снова переворачивал и, дотянувшись до нужного места, тер, тер, превращая буквы сначала в широкие красные мазки, а потом – в белесые матовые разводы на сером экране. У “Армагеддона” уже исчезла заглавная “А”.

Надя ответила сразу:

– Алло! Привет, братан.

– Ты где? Все в порядке?

– Еще как! – она оживилась.- Мы придумали, как Косте машину в порядок привести.

– Это сестра твоя придумала, – услышал Фима отдаленный голос Крицына. – Не голова, а министерство наук!

– Вот, – гордо заявила Надя. – Вокс попули, слыхал?

– А ты где? Я сейчас возле Крицына.

– Правда? А мы тоже назад едем, скоро будем, – и в сторону. – Он возле тебя.

– Скажи ему, – услышал Фима, – чтобы не писал мне там ничего.

Надя, прикрыв трубку, рассмеялась. Кажется, и Крицын тоже.

Оказалось, Надя придумала заклеить надпись на “Форде” декоративной пленкой с рекламой компании, чему оба были несказанно рады. Крицын зачем-то показывал ей фотографии со стройки, и она углядела где-то эти большие красно-синие наклейки.

Шеф Крицына милостиво разрешил. Успели сгонять на фирму, взяли наклейку, и она – какая удача! – отлично подошла размерами, как раз закроет все слово, даже восклицательный знак спрячет.

Пока Крицын намывал “Форд”, Фима с Надей стояли под балкончиком. Надя просматривала вчерашнюю съемку на экране камеры, спросила:

– А ты почему из Стяга уехал?

– Сборы закончились.

– О, – удивилась Надя. – Как-то внезапно.

Как только Крицын домыл машину, они с Надей приступили к делу. Вынули из большой картонной тубы наклейку, стали примерять. Попросили его принести из гаража стремянку. Он принес. Примерялись долго, репетировали, как будут наклеивать и разравнивать пленку, когда снимут защитное покрытие. Спорили, как лучше: из центра или сверху вниз.

– Как обои нужно, – твердила Надя, и Фима подумал, что тот ремонт – в комнате с большим окном – проходил, наверное, с ее участием.

Стоя под балконом, Фима отрешенно наблюдал за их работой – как взобравшийся на стремянку Крицын, вывалив мохнатое пузо из-под задравшейся сорочки, прижимал верхний край под самую крышу, как Надя, нервничая и повизгивая, сантиметр за сантиметром расправляла пленку, вынимая из-под нее защитную клетчатую подложку.

Фима настолько увлекся, что совсем забыл про человека в униформе, занятого той же по сути работой на высоте пятого примерно этажа. Когда он взглянул в сторону вышки с рекламным экраном, там все было закончено. Сероватое прямоугольное бельмо тупо таращилось на поселок. В небе висели крупные нарядные облака.

Никаких следов, никакого вам, господа, Армагеддона. Бытовая химия и клейкий цветастый пластик – всего-то. Будто и не было ничего. Как в песок. Тишь да гладь.

Закончили и Надя с Костей. Хлопнули в ладони, Надя, сдерживая радостный смех, постояла в позе Наполеона.

Подошла к Фиме с видеокамерой.

– Слушай, Фим, тут неважно видно. Посмотри. Темно, как я и боялась. Утром щит не сообразила заснять. С балкона надо было. Хороший был ракурс. Не будешь ругаться?

Даже не взглянул.

– Не надо ничего.

– То есть?

– И запись у себя там не надо выкладывать.

Она недоверчиво заглянула ему в лицо.

– Почему?

– Да ребячество все это. Действительно. Взрослеть пора.

***

Ранним вечером они с Надей уезжали в Любореченск. Крицын подбросил их до автовокзала. Извинился, что не может в город отвезти: работа, нужно срочно в Зону – так он про Шанс-Бург говорил. Купил им билеты, сказал, что таким образом расплатиться хочет за Надину идею насчет наклейки – сам бы он ни за что не додумался, а покраска влетела бы в копеечку.

Взяли кофе из автомата, пока ждали автобуса. Отойдя к киоску “Союзпечати”, Надя снимала Фиму с Крицыным, усевшихся на перила мостка, переброшенного через небольшую речку-гадючку. Остро пахло тиной и выхлопными газами. Возле новенького автовокзала сновали пассажиры. Многие невольно задерживали взгляды на пестрой Надиной голове.

– Ты не принимал бы все так близко к сердцу, – сказал Костя. – Жизнь как жизнь.