Домик тетушки лжи

– Как бы не так, – взвизгнул Федя, – ты прикинь! Только-только эта идиотка фужерчик к носу поднесла, как мышка от алкоголя оклемалась, увидела рожу кинозвезды около своей морды, перепугалась, впрочем, тут на нее злиться нельзя, я бы тоже от ужаса скончался, приди бабе в голову идея ткнуться в меня физией, и…

– Что?

Федор принялся хохотать:

– Ой не могу, ой, мышка за нас всех отомстила! Звезда-то наша, Полуянова Надька, жуткая стерва. Правда, у них, у всех бабенок киношных, норов еще тот, считают себя великими и выдрючиваются по полной программе. Но Надька – редкостная сволочь, всех до обморока довела. У гримерши кисть рыбой пахнет, партнер потом воняет, раньше десяти на площадку не приду, в полдень подайте кофе, принесите минеральную воду без газа, да только «Перье»!.. Забодала всех, а тут такой прикол! Сунула, значит, наша мадама морду к бокалу, а мышка-то и цап ее за носик. Визгу было! Крику! Народ просто замертво попадал от смеха, кто где стоял. Надька воет, мышь у нее на ноздре висит! Тенгиз руками машет, один я не растерялся и все отснял. Так в фильм и вошло, можно сказать, лучший кадр!

Я с сомнением посмотрела на наших собак и кошек, собравшихся в гостиной. К сожалению, их невозможно заставить тяпнуть противного Бориса… Хотя… Не успела я придумать, каким образом объяснить Жюли, единственной из всех собак, способной пустить в ход зубы, что следует цапнуть мужика за ноги, как режиссер вернулся в комнату. В руках он нес глубокую тарелку, наполненную кусочками сыра.

– Вот, – торжествующе сообщил режиссер, – ты правильно про Дурова вспомнила! А чему нас учил этот гениальный дрессировщик?

Он обвел взглядом молчаливую аудиторию.

– Правильно, зверей следует поощрять, кормить вкусно и действовать лаской! Хучик, Хучик, иди сюда, мой сладенький, хочешь сыру?

При виде «Эдама» мопс мигом становится очень послушен.

– Сидеть!

Хучик мигом устроился на жирненькой попке и преданно заглянул в глаза Борису.

– Ага, – обрадовался режиссер, – ты продажен, как все. Просто великолепно! Ну, начали.

Следующие полчаса мопс послушно воплощал в жизнь задумки постановщика. Садился, вставал, лежал, ходил. Количество сыра уменьшалось, когда содержимое тарелки ополовинилось, я осторожно предупредила Борю:

– Ты бы поосторожней с сыром-то!

– Почему, – отмахнулся режиссер, – не мешай!

– Хучу нельзя столько жирного, сыр – тяжелая еда для собачьего желудка.

– Ерунда, – ответил Боря, – смотри, как ему нравится!

Я вздохнула и легла на диван, дожидаясь эффекта. Он не замедлил случиться буквально через секунду. Обожравшийся мопс икнул и лег на ковер.

– Эй, Хуч, – недовольно заметил режиссер, – ну, еще пару раз от окна до двери, и все!

Но мопсику явно было не по себе. У Хучика внутри организма нет стоп-сигнала. При виде вкусной еды наш мальчишечка теряет контроль над собой и начинает сметать все, что предлагают. Впрочем, желудок у Мопса умнее головы, и, когда он наполняется под завязку, происходит процесс освобождения органа.

– Хучик, вперед, – присел на корточки возле собачки режиссер, – на, видишь, сыр!

– Не давай ему больше, – прошелестела я, – не надо!

– Почему?

– Не надо!

– Глупости, – вскипел Борис и поднес к носу мопса очередной ломтик, – ну, Хучик, действуй!

Мопс осоловело глянул на качающийся перед мордой сыр, икнул, и все съеденное ранее оказалось на ботинках Бори.

– Это что такое! – взвизгнул постановщик.

– Пережеванный Хучем «Эдам», – мирно сообщила я, – говорила же, не давай ему больше!

– Ладно, – бормотал Боря, глядя, как Ирка убирала безобразие, – начнем сначала!

Я вспомнила, как плохо мне было после того, как я слопала немереное количество геркулесовой каши, и решительно заявила:

– Все, с бедного Хуча хватит, он уже переполнился искусством.

– Все, так все, – неожиданно покладисто согласился режиссер. – Теперь займемся кошкой, вон той! – и он ткнул пальцем в трехцветную Клеопатру.

Сначала выстроили мизансцену. В кресло посадили меня и велели гладить Клепу. Я старательно выполняла все требования, но Борису постоянно что-то не нравилось. То не так улыбаюсь, то слишком размахиваю руками, то голова повернута не в ту сторону… Клеопатра вначале сидела тихо, но потом ее тело напряглось, а из груди стало вырываться нервное урчание.

– Боже мой, – в очередной раз возмутился режиссер, – ну неужели так трудно! Элементарщину прошу, дай сюда киску.

Он вырвал из моих рук Клеопатру.

– Не надо, – сказала я, – не трогай кошку!

Борис вздернул бровь:

– Почему?

– Она нервничает.

– Ой, не могу, – засмеялся постановщик, – ну и пусть! И потом, ты ошибаешься, киска урчит.

Очевидно, у Бориса никогда не было кошек, потому что все, кто держит дома это существо, знают: киски издают урчание не только в момент удовольствия. Очень часто подобный звук вырывается из них на пике нервного напряжения.

– Давай, – сердито заявил Боря, – смотри, как надо!

Он плюхнулся в кресло. Кошка попыталась удрать, но режиссер с силой прижал ее к себе.

– Ну уж нет, лежи!

Клепа забила хвостом.

– Отпусти ее, – дружески посоветовала я, – она злится!

– Вовсе нет, хвостом виляет!