Домик на побережье

Лишь много позже, когда, мучимая угрызениями совести, она сбежала домой, Триш поняла, что толкнуло его на этот поступок. Все еще оплакивая умершую два месяца назад жену, Адам готов был броситься в объятия кого угодно. Жаль, что она вовремя не поняла этого.

Смерть бедняжки Кристин не была неожиданной: пять лет она мужественно боролась с раком позвоночника. Но Адам был настолько убит горем, что даже не пошел на похороны. Триш вздохнула. Когда он с мольбою взглянул на нее, протянул к ней руки, произнося ее имя, бедняга и думать не мог, что она поведет себя так, словно он только что признался ей в любви.

Никогда в жизни не совершала она более необдуманного поступка. Как же она потом сожалела об этом, сгорая от чувства стыда и вины. Да и теперь еще она так и не простила себе того, что случилось.

Наконец они достигли дверей в апартаменты. Сейчас она встретится с ним лицом к лицу.

– Улыбочку, – выразительно прошептала Петра. – Ты заставишь их позеленеть от зависти!

– Ну, конечно! – Однако она повиновалась: ведь Адам сейчас наверняка счастлив. Смерть жены теперь не более чем грустное воспоминание, а рядом с ним любящая женщина… В улыбке Триш мелькнуло отчаяние.

Петра распахнула двери.

Триш оглушил хор множества голосов, она уловила приторный аромат духов, бросились в глаза гладкие, ухоженные женские головки. В зале царила атмосфера богатства, уверенности и напористой энергии. Розы и ленточки, казалось, были повсюду, однако ничего легкомысленного, вроде воздушных шариков, Триш так и не заметила. Она ощутила ужасную неловкость, так как слишком отличалась в своем простеньком платьице от изысканно одетых гостей.

– Не уходи! – попросила она, поспешно поворачиваясь к Петре. Но подругу уже обступила радостная толпа знакомых, увлекая прочь, и той оставалось лишь кидать на Триш виноватые взгляды.

Стоя у дверей, Триш искала глазами человека на голову выше всех остальных, одним лишь своим присутствием привлекавшего к себе внимание. Но Адама нигде не было видно. Триш сжалась. Значит, пытка будет долгой.

Со всех сторон до нее доносились обрывки малопонятных фраз, в которых упоминались мегабайты и разные компьютерные термины. Триш была здесь совершенно чужой.

– Привет! Вот это загар! Вы вернулись с курорта?

Хоть кто-то говорил на одном с ней языке! Триш с благодарностью улыбнулась высокой рыжеволосой красавице, остановившейся перед ней. С завистью оглядев безупречное каре и модное асимметричное бежевое платье, облегавшее стройное тело, она вежливо возразила:

– Нет. Просто я живу на Сцил…

– Италия! – воскликнуло видение, и зеленые глаза женщины странно сузились, пристально разглядывая лицо Триш. – Обожаю Италию. Как чудесно. В какой части страны вы живете?

– Сцилийские острова, а не Сицилия, – поправил негромкий и такой знакомый голос. – Это в Атлантическом океане, в двадцати восьми милях к юго-западу от Корнуолла. Пять из них, если мне не изменяет память, обитаемы, а остальные сто сорок – полностью во власти природы. Как, впрочем, и сами обитатели.

Рука Адама легла на плечо Триш. Они с женщиной обменялись несколькими словами, но Триш ничего не слышала. Исходившие от него тепло и сила окутали ее, снимая напряжение. Триш сделала вид, что не узнала его голос. Ее охватило внезапное волнение, и нужно было взять себя в руки, прежде чем заговорить с ним.

– Вот как! – снова воскликнуло видение. – Так, значит, это Триш! – Она ослепительно улыбнулась. Триш продолжала упрямо смотреть прямо перед собой с вымученной улыбкой на лице. – А я правда подумала, что она итальянка! В вас есть что-то экзотическое.

Луиза, а это была, несомненно, она, судя по тому, как она прильнула к Адаму, смотрела на загорелое лицо Триш так, словно это был дешевый тональный крем. Триш почувствовала себя совершенно поверженной. Очевидно, Луиза ожидала увидеть соблазнительную итальянку в стиле Софи Лорен, но уж никак не неуклюжую деревенскую девушку с растрепанными волосами.

Ощутив уколы ревности и проклиная себя за это, Триш весело улыбнулась и ответила:

– Боюсь, итальянской кровью похвастаться не могу, но иногда мои испанские корни дают себя знать. Скажем, когда я чем-то взволнована… – Покраснев от смущения, она поспешно добавила: – Когда кто-нибудь меня раздражает.

– И когда еще? – поддразнил ее Адам.

Она по-прежнему не осмеливалась взглянуть на него. Сердце колотилось как сумасшедшее, а его, казалось, забавляло ее смущение. Отлично, так рассмеши его. Где твое чувство юмора? Покажи ему, что все уже позади, твердил внутренний голос.

– Например, если я чересчур увлекаюсь, когда режу морковку, – проворковала она.

Он рассмеялся. Как приятно было снова услышать этот смех. Однако реакция Луизы поразила ее: та изумленно подняла брови.

– О, такого я не слышала от тебя давно, – проговорила она, словно укоряя его за легкомыслие, и обиженно подтолкнула Адама плечом.

– Я уже позабыл, что такое смех. Жизнь невеселая штука, правда? – смущенно пробормотал Адам. – Времени нет веселиться. – В его словах прозвучало нескрываемое раздражение.