Домби и сын

— Если бы на меня недѣль на шесть надѣли какую-нибудь чумичку, — сказала она, — и тогда бы я не бѣсилась, какъ теперь. Ну, слыханное ли дѣло?… Ахъ, чучелы, чучелы!

— И говоритъ, что этому ангельчику пригрезилось! — сказала Полли.

— Кр-р-р-р-расавицы, черти бы васъ побрали! — вскричала Выжига, съ гримасой присѣдая передъ дверью, откуда вышли предметы ея ярости. — Никогда не будетъ Домби! И слава Богу, что никогда не будетъ! Довольно и одной.

— Не разбудите дѣтей, Сусанна, — сказала Полли.

— Чувствительнѣйше благодарю, м-съ Ричардсъ, — вскричала Сусанна, готовая въ сердцахъ на комъ-нибудь выместить свою досаду, — какъ мулатка и невольница, я должна съ почтеніемъ выслушивать ваши приказанія. М-съ Ричардсъ, не угодно ли вамъ еще что-нибудь замѣтить? Говорите, пожалуйста, не церемоньтесь съ вашей покорной слугой.

— Что за вздоръ вы несете, моя милая?

— Какой вздоръ, помилуйте, сударыня! Гдѣ вы изволили родиться, — вскричала Сусанна, — развѣ вамъ неизвѣстно, что вы, какъ временная гостья, можете помыкать мною, какъ угодно? Но гдѣ бы вы ии родились, Ричардсъ, — продолжала Выжига, быстро замахавъ головой, — когда бы вы ни родились, — a вы должны знать, что давать приказанья и исполнять приказанья — двѣ вещи не очень похожія одна на другую. Вы, напримѣръ, можете приказать мнѣ броситься внизъ головой изъ пятаго этажа на мостовую, a я, напримѣръ, могу поберечь свою шею и не послушаться васъ, м-съ Ричардсъ. Вотъ оно какъ.

— Что-жъ я вамъ сдѣлала, Сусанна? — Вы накинулись на меня за то, что обижаютъ миссъ Флоренсу! Вы очень добрая дѣвушка; но вѣдь я же не виновата, моя милая.

— Да, вамъ хорошо этакъ разсуждать, — возразила Сусанна, нѣсколько смягчившись, — когда за вашимъ ребенкомъ ухаживаютъ, какъ за князькомъ, цѣлуютъ его и милуютъ, какъ чортъ знаетъ кого; a что бы вы сказали, если бы затаптывали его въ грязь, какъ эту милую, прелестную сиротку, о которой эти вѣдьмы говорили, какъ о пропавщей твари?… Прр-р-р-роклятыя!.. Да что, какая намъ забота! Не капризничайте, миссъ Флой! Спите, негодная шалунья! A вотъ я сейчасъ позову съ чердака домового и велю съѣсть васъ живьемъ. Спите!

Эти слова миссъ Нипперъ произнесла съ особымъ выраженіемъ, какъ-будто въ самомъ дѣлѣ ее слышалъ домовой, готовый по первому знаку броситься на исполненіе ея лютыхъ приказаній. Она поспѣшила успокоить свою маленькую воспитанницу, закутавъ ей головку одѣяломъ и хлопнувъ сердито трм или четыре раза по подушкѣ. Потомъ она сложила руки, сжала роть, сѣла передъ каминомъ и въ этомъ положеніи провела весь остатокъ вечера, не сказавь болѣе ни одного слова,

Хотя въ дѣтской увѣряли, что маленькій Павелъ начинаетъ понимать и даже дѣлать наблюденія, ири всемъ томъ онъ вовсе, по-видимому, не замѣчалъ, что его собираются крестить на слѣдующій день и что съ необыкновенной хлопотливостью приготовляютъ парадное платье какъ для собственной его особы, такъ и для всей свиты. Даже въ самый торжественный день, онъ, сверхъ чаянія, ничѣмъ не показалъ, что понимаетъ важность церемоніи; напротивъ, въ самую роковую минуту ему вдругь заблагоразсудилось уснуть крѣпкимъ сномъ счастливой невинности, и потомъ онъ былъ очень недоволенъ, когда его разбудили и начали одѣвать съ особеннымъ стараніемъ.

Пасмурно-сѣрый осенній день, съ рѣзкимъ восточнымъ вѣтромъ, вполнѣ согласовался и съ этимъ торжествомъ и съ холодною фигурой м-ра Домби. Онъ стоя принималъ въ библіотекѣ гостей, и на все смотрѣлъ сентябремъ. Когда, подходя къ окнамъ, онъ заглядывалъ въ маленькій садъ и смотрѣлъ на деревья, сухіе и пожелтѣвшіе листья съ трескомъ начинали осыпаться, какъ-будто отъ его взора. Темныя и холодныя комнаты, казалось, облеклись въ трауръ, какъ и самые жильцы. Книги, разставленныя по ранжиру и вытянутыя въ строй, какъ солдаты, стояли неподвижно въ своихъ мрачныхъ, холодныхъ, однообразныхъ мундирахъ, — и если, какъ y солдатъ, была въ нихъ какая-нибудь мысль, такъ это только мысль о холодной погодѣ. Книжный шкафъ за стеклами, крѣпко запертый на ключъ, отталкивалъ всякое желаніе прикоснуться къ параднымъ переплетамъ. На верху шкафа угрюмо стоялъ бронзовый бюстъ Вилльяма Питта, не одушевленный ни одною чертой живого сходства, и, какъ заколдованный мавръ, сторожилъ завѣтный складъ. По бокамъ его двѣ пыльныя урны, изъ какой-то древней гробницы, казалось, проповѣдывали о бренности и суетѣ здѣшняго міра; a зеркало, вдѣланное надъ каминомъ, отражая вмѣстѣ и м-ра Домби и его портреты, казалось, погружено было въ самыя меланхолическія размышленія. Закоптѣлая, холодная рѣшетка y камина была чрезвычайно похожа на самого м-ра Домби, облеченнаго въ свой синій, застегнутый до верху фракъ, бѣлый стоячій галстухъ и модные сапоги съ величественнымъ скрипомъ, съ дополненіемъ къ этому туалету неизбѣжной золотой цѣпи, выглядывавшей изъ подъ фрака. Но это случайное родство каминной рѣшетки съ хозяиномъ могло быть допущено только за отсутствіемъ его родственниковъ, м-ра и м-съ Чиккъ, которые при этой оказіи не замедлили явиться собственными особами.