Домби и сын

Эдиѳь не отвѣчала.

— Вальтеръ… я замужемъ, и y насъ есть ребенокъ, — сказала Флоренса робкимъ голосомъ, — Вальтеръ y воротъ, и я пріѣхала съ нимъ. Я скажу своему мужу, что вы перемѣнились, — продолжала Флоренса, бросивъ на нее грустный взоръ, — и Вальтеръ, я увѣрена, будетъ говорить вмѣстѣ со мною нашему отцу. Хотите, чтобы я это сдѣлала?

Эдиѳь, неподвижно, какъ статуя, прервала молчаніе глухимъ, тихимъ, но выразительнымъ голосомъ:

— Пятно на вашемъ имени, пятно на имени вашего мужа, вашего ребенка! Развѣ это прощаютъ, Флоренса?

— Вѣрьте намъ, милая мама, что мы все забыли, останемся неразлучными съ вами, и это для всѣхъ насъ будетъ утѣшеніемъ. Но вы ничего… ничего не говорите о моемъ отцѣ, — лепетала Флоренса, — значитъ ли это, вы хотите, чтобы я просила за васъ? Ну да, конечно, конечно!

Эдиѳь не отвѣчала.

— И я буду просить усердно, чтобы онъ простилъ мою милую маму, и добрый отецъ мой не откажетъ въ просьбѣ своей дочери, и я принесу вамъ слово примиренія, и тогда, можетъ быть, мы разстанемся совсѣмъ не такъ, какъ встрѣтились теперь… О! уполномочьте, ради Бога, уполномочьте меня на это ходатайство! Я отступила отъ васъ, милая мама, совсѣмъ не потому, что боюсь васъ, и совсѣмъ не потому, что не надѣюсь на вашу благосклонность: нѣтъ! я желаю только выполнить свою обязанность по отношенію къ моему отцу. Онъ меня любитъ, и я его люблю отъ всего моего сердца. Но я никогда не могу забыть, что вы были такъ добры ко мнѣ. О, молитесь Богу, — воскликнула Флоренса, падая на ея грудь, — молитесь Богу, чтобы онъ простилъ вамъ весь этотъ грѣхъ, и простилъ бы мнѣ, если я не могу забыть…

Рыданія заглушили ея слова. Эдиѳь, какъ будто подавленная тяжестью ея прикосновенія, упала на колѣни и обвилась руками вокругъ ея шеи.

— Флоренса, ангелъ благодатный! Прежде чѣмъ я опять сойду съ ума, прежде, чѣмъ гордость и упрямство опять поразятъ нѣмотой мой языкъ, вѣрь мнѣ, Флоренса, я невиниа, клянусь тебѣ въ этомъ моею душою!

— Маменька!

— Преступна во многомъ — такъ! и вѣчная преграда будетъ раздѣлять меня отъ всего, что есть чистаго и невиннаго въ жизни, раздѣлять отъ васъ, отъ всей земли…

На колѣняхъ передъ ней, она подняла свои обѣ руки и клялась.

— Флоренса, вѣрь мнѣ, я невинна! вѣрь въ этомъ женщинѣ, которая видитъ въ тебѣ чистѣйшее и благороднѣйшее изъ земныхъ созданій и которая никогда бы не упала въ эту бездну, если бы твое присутствіе охраняло цвѣтущіе годы ея жизни! Позволь мнѣ еще разъ, послѣдній разъ, прижать твою милую голову къ этому истерзанному и сокрушенному сердцу!

Она плакала, и ея грудь сильно волновалась. Какъ была бы она счастлива теперь, если бы такія сцены чаще повторялись въ ея старые дни!

— Ничто въ свѣтѣ не могло бы вырвать отъ меня этого признанія и этой клятвы, — ни любовь, ни ненависть, никакія надежды, никакія угрозы. Я сказала: умру въ пыткѣ и не произнесу ни одного слова, не сдѣлаю никакого знака, и это было бы такъ, a не иначе, если бы мы не встрѣтились съ тобою, Флоренса.