Домби и сын

— Дурачина ты, Эдуардъ Куттль, мореходъ великобританскій! лучше ничего ты не могъ выдумать во всю твою долгую жизнь, какъ передать имъ эту собственность в_к_у_п_ѣ и в_л_ю_б_ѣ! Это дѣлаетъ тебѣ честь, мой другъ! — заключаетъ капитанъ, разглаживая свои волосы желѣзнымъ крюкомъ.

Старый инструментальный мастеръ, противъ обыкновенія, туманенъ и разсѣянъ и слишкомъ принимаетъ къ сердцу послѣднее прощанье. Однако общество его стариннаго однокашника, Неда Куттля, служитъ для него великимъ утѣшеніемъ, и онъ садится за ужинъ съ умиленнымъ сердцемъ и веселымъ лицомъ.

— Мальчикъ мой спасенъ и на хорошей дорогѣ! — говоритъ дядя Соль, потирая руки. — Что же мнѣ дѣлать, какъ не благодарить Всевышняго Творца и молиться о его счастіи?

Капитанъ, еще не занявшій мѣста за столомъ, обнаруживаетъ какое-то безпокойство, посматриваетъ сомнительно на м-ра Гильса и, взявшись, наконецъ, за спинку креселъ, произноситъ съ нѣкоторою торжественностью:

— Соломонъ! помнишь ли, мой другъ, въ подземныхъ департаментахъ имѣется y тебя бутылка старой мадеры: желательно бы употребить ее сегодня за здоровье Вальтера и его жены. Какъ ты объ этомъ думаешь, дружище?

Инструментальный мастеръ пристально взглянулъ на капитана, засунулъ руку въ боковой карманъ своего кофейнаго камзола, вынулъ заиисную книгу и при ней какое-то письмо.

— М-ру Домби, отъ Вальтера, — говоритъ старикъ, разсматривая адресъ. — Переслатъ черезъ три недѣли. Я прочту.

— "Милостивый государь, я женился на вашей дочери. Она отправилась со мною въ дальнюю дорогу. Безграничная преданность, разумѣется, не можетъ оправдать моихъ требованій на нее или на родственную связь съ вашимъ домомъ; я и не оправдываюсь.

"Но почему, любя ее выше всѣхъ земныхъ существъ, я рѣшился однако же, безъ малѣйшаго угрызенія совѣсти, подвергнуть ее опасностямъ и случайностямъ своей жизни, — этого я вамъ не скажу. Вы знаете почему, вы ея отецъ.

"Не упрекайте ея. Она никогда не упрекала васъ.

"Не думаю и не надѣюсь, что вы когда-нибудь простите меня. Этого я всего менѣе ожидаю. Но если придетъ часъ, когда вамъ пріятно будетъ вѣрить, что Флоренса имѣетъ подлѣ себя человѣка, который поставилъ задачею своей жизни стереть изъ ея воспоминаній глубокіе слѣды прошедшей грусти, я торжественно васъ увѣряю, что въ тотъ часъ вы можете утвердиться въ этой вѣрѣ".

Соломонъ бережливо кладетъ письмо въ свою записную книжку, которал отправляегся опять въ боковой карманъ его кофейнаго камзола.

— Мы еще не станемъ пить послѣднюю бутылку старой мадеры, другъ мой Недъ! — говоритъ старикъ задумчивымъ тономъ. — Не время!

— Не время, — отвѣчаетъ капитанъ, — да, еще не время.

М-ръ Тутсъ и Сусанна думаютъ то же. Послѣ глубокаго молчанія они садятся за столъ и пьють молодое виио за счастье новобрачныхъ. Послѣдняя бутылка старой мадеры остается еще въ углу душнаго погреба подъ прикрытіемъ паутины и пыли.

* * *

Прошло нѣсколько дней. Величавый корабль распускаетъ свои бѣлыя крылья и при попутномъ вѣтрѣ несется по волнамъ глубокаго моря.

Англійскіе матросы съ наивнымъ удивленіемъ всматриваются на палубѣ въ какую-то фигуру, прекрасную и нѣжную, граціозную и слабую, которая, однако, служитъ для нихъ порукой счастливаго пути. Это — Флоренса.

Ночь. Вальтеръ и Флоренса сидятъ на палубѣ одни, наблюдая торжественную стезю свѣта, проведенную на морѣ между ними и землею.

Но вотъ на глазахъ ея слезы. Она кладетъ свою голову на его грудь и обвивается вокругъ его шеи.

— Вальтеръ, милый, Вальтеръ, я такъ счастлива!

Супругъ прижимаетъ ее къ своему сердцу, и они совершенно спокойны на широкомъ морѣ, и корабль весело несется на всѣхъ парусахъ.

— Когда я наблюдаю море и вслушиваюсь въ его волны, много минувшихъ дней проносится передъ моею мыслью, и я думаю…

— О Павлѣ, мой ангелъ. Это — очень естественно.

О Павлѣ и Вальтерѣ! И морскія волны, своимъ безконечнымъ журчаньемъ, напѣваютъ ей пѣснь любви, не ограниченной ни временемъ, ни мѣстомъ, любви безпредѣльной и вѣчной, которая несется за моря, за облака, къ незримой обители свѣта и жизни.

Глава LVIII Время идетъ сердитой стопой

Море приливало и отливало цѣлый годъ. Облака и вѣтры приходили и уходили; безконечная работа времени озарялась солнцемъ, омрачалась бурей. Цѣлый годь приливы и отливы человѣческихъ дѣяній вращались въ своихъ опредѣленныхъ орбитахъ. Цѣлый годъ знаменитый торговый домъ подъ фирмой Домби и Сынъ сражался на жизнь и смерть противь непредвидѣнныхъ событій, сомнительной молвы, безуспѣшныхъ разсчетовъ, неурочныхъ предпріятій и всего болѣе противъ упорной слѣпоты своего представителя, который ни на шагъ не хотѣлъ отступить отъ своихъ плановъ и отнюдь не слушалъ благоразумныхь внушеній, что корабль, имъ надорванный, уже слабъ и рыхлъ и не можетъ устоять противъ грозной бури, готовой переломать его мачты.

Прошелъ годъ, и торговый домъ пошатнулся.