Капитанъ открылъ свои глаза до послѣдней степени возможной широты, испустилъ изъ своихъ устъ длинный-предлинный и пронзительный свистъ самаго меланхолическаго свойства и остановился среди комнаты, глазѣя на всѣхъ съ дикимъ и безмолвнымъ любопытствомъ.
— Поясни намъ еще разъ свою загадку, Соломонъ! — проговорилъ онъ наконецъ.
— Всѣ эти письма, — отвѣчалъ дядя Соль, барабаня правой рукой по столу съ такимъ вѣрнымъ тактомъ, который могъ бы сдѣлать честь даже непреложному хронометру въ его карманѣ, — всѣ эти письма писалъ я собственноручно, отправлялъ собственноручно и адресовалъ такимъ образомъ: "Капитану Куттлю, въ домѣ м-съ Макъ Стингеръ, что на Корабельной площади, номеръ девятый",
Капитанъ сдернулъ съ крюка свою лощеную шляпу, заглянулъ въ ея тулью, надѣлъ на голову и сѣлъ на стулъ.
— Други мои! — сказалъ капитанъ, озирая изумленными глазами все собраніе, — я дезертировалъ и скрылся оттуда!
— И никто не зналъ, куда вы ушли? — поспѣшно вскричалъ Вальтеръ.
— Помилуй тебя Богъ, любезный другь! — сказалъ капитанъ, покачивая головой. — Она бы никогда не отпустила меня въ эти предѣлы, чтобы хранить и опекать собственность дяди Соломона. Ничего не оставалось дѣлать, какъ бѣжать и укрыться. Господи, помилуй! Ты ее видѣлъ во время затишья, a посмотрѣлъ бы ты, какъ она волнуется во время бурнаго своего гнѣва — уфъ! Замѣть это хорошенько!
— Я желала бы посмотрѣть! — тихонько замѣтила миссъ Нипперъ.
— Будто бы, моя милая, будто бы? — возразилъ капитанъ. — Это дѣлаетъ вамъ честь, но вы едва ли знаете, что нѣтъ на свѣтѣ лютаго звѣря, который бы превзошель ее своимъ свирѣпствомъ. Мой сундукъ вырученъ и принесенъ отъ нея такимъ человѣкомъ, который, можетъ быть, одинъ только и есть на бѣломъ свѣтѣ. Нѣтъ, не хорошо было отсылать письма на Корабельную площадь! М-съ Макъ Стингеръ, разумѣется, не приняла ни одного, и я еще не знаю, какъ раздѣлался сь иею бѣдный почтальонь!
— Стало быть, довольно ясно, капитанъ Куттль, — сказалъ Вальтеръ, — что всѣ мы, и вы, и дядя Соль въ особенности должны за свое безпокойство благодарить м-съ Макъ Стингеръ.
Этотъ пунктъ относительно одолженія, оказаннаго всему обществу рѣшительною вдовою покойнаго м-ра Макъ Стингера, былъ самъ по себѣ до того очевиденъ, что капитанъ не счелъ нужнымъ дѣлать дальнѣйшихъ возраженій; но ему нѣкоторымъ образомъ было стыдно за свое положеніе, и его почтенное чело покрылось мрачными облаками, хотя никто болѣе не склонялъ бесѣды на щекотливый предметъ, и особенно Вальтеръ, помнившій свой послѣдній разговоръ насчетъ странной Соломоновой судьбы. Мало-по-малу лицо Куттля совершенно прояснилось, онъ стремительно вскочилъ съ своего мѣста и, обходя съ лучезарной улыбкой членовъ маленькаго общества, принялся съ большимъ усердіемъ каждому пожимать руки, и эта церемонія продолжалась около пяти минутъ.
Потолковавъ еще нѣсколько времени относительно опасностей и приключеній на морскомъ пути, всѣ члены общества, за исключеніемъ Вальтера, оставили комнату Флоренсы и пошли въ гостиную. Черезъ нѣсколько минутъ къ нимъ присоединился и Вальтеръ, который сказалъ, что Флоренса немного нездорова и легла въ постель. Хотя они никакъ не могли потревожить ее своими голосами, однако всѣ послѣ этого начали говорить шепотомъ, и каждый, по своему, распространялся въ похвалахъ прекрасной молодой невѣстѣ Вальтера Гэя. Дядя Соломонъ, съ неизъяснимымъ удовольствіемъ, услышалъ о ней подробнѣйшій отчетъ, a м-ръ Тутсъ былъ просто на седьмомъ небѣ, когда Вальтеръ въ своемъ разговорѣ деликатно косулся важныхъ услугъ, сдѣлавшихъ его присутствіе необходимымъ въ этомъ домѣ.
— М-ръ Тутсъ, — сказалъ Вальтеръ, прощаясь съ этимъ джентльменомъ, — завтра поутру, надѣюсь, мы увидимся?
— Лейтенантъ Вальтеръ, — отвѣчалъ Тутсъ, съ жаромъ ухвативъ его руку, — конечно, я завтра буду, непремѣнно буду.
— Мы встрѣтимся съ вами въ послѣдній разъ и распрощаемся надолго, надолго. Человѣкъ съ вашимъ благороднымъ сердцемъ долженъ чувствовать, какъ много ему обязаны. Я увѣренъ, вы понимаете, что я навсегда останусь вамъ благодаренъ.
— Лейтенантъ Вальтеръ, мнѣ весьма пріятно чувствовать, что вы имѣете причины говорить въ такомъ тонѣ.
— Нынѣшнимъ вечеромъ, когда вы оставили насъ однихъ, Флоренса, прощаясь съ своей дѣвической жизнью, просила меня сказать вамъ, что она чувствуетъ къ вамъ глубокое уваженіе…
М-ръ Тутсъ облокотился на косякъ и закрылъ рукой свои глаза.
— Флоренса говорила, что никогда не будетъ y нея друга благороднѣе, честнѣе, великодушнѣе васъ, и что она никогда не забудетъ вашего къ ней искренняго расположенія. Она просила сказать, что вспомнитъ о васъ въ своей молитвѣ въ этотъ торжественный вечеръ ея жизни, и надѣется, что вы будете по временамъ о ней думать, когда она отправнтся въ свою далекую дорогу. Долженъ ли я сказать ей что-нибудь отъ васъ?