Домби и сын

Яркій свѣтъ, отражавшійся въ зеркалахъ и позолотахъ, ограничивался на этотъ разъ миніатюрною комнатою, назначенною для будуара. Изъ коридора, гдѣ слабо горѣла тусклая лампада, она представлялась черезъ темную перспективу отворенныхъ дверей сіяющимъ драгоцѣннымъ изумрудомъ. Посреди этого сіянія сидѣла прекрасная женщина — Эдиѳь.

Она была одна. Тотъ же гордый вызовъ и та же гордая осанка во всей ея фигурѣ, хотя щеки немного впали и глаза сдѣлались немного шире. Никакого стыда и никакого поздняго раскаянія на ея угрюмомъ челѣ. Величавая и повелительная, какъ всегда, она ни на что не обращала вниманія и сидѣла спокойно, опустивъ въ землю свои черные глаза.

Она кого-то ждала. Не было въ рукахъ ея ни книги, ни женской работы, и никакія занятія не сокращали для нея скучнаго времени. Зато мыслительная сила была въ полномъ ходу, и какое-то намѣреніе, казалось, проникало весь ея мозгъ. Ея губы дрожали, ноздри раздувались, и грудь отъ внутренняго напряженія подымалась высоко.

Такъ сидѣла и ожидала кого-то во французскомъ отелѣ м-съ Эдиѳь Домби.

Ключъ въ наружной двери повернулся, и въ коридорѣ послышались шаги. Эдиѳь вскочила и вскричала.

— Кто тамъ?

Два человѣка, отвѣчавшіе по-французски, вошли въ комнату съ подносами готовить ужинъ.

— Кто приказалъ?

— Monsieur, занявшій эти покои. Monsieur остановился здѣсь проѣздомъ, en route, только на одинъ часъ, и оставилъ для Madame письмо. Madame изволила получить?

— Да.

— Mille pardons, Madame, — продолжалъ лысый офиціантъ, съ широкой бородой, изъ сосѣдняго ресторана, — я былъ бы въ отчаяніи, если бы въ точности не исполнилъ данныхъ приказаній. Monsieur изволилъ сказать, чтобы ужинъ былъ приготовленъ къ этому часу, и я думаю, онъ предувѣдомилъ Madame o своихъ распоряженіяхъ въ этомъ письмѣ. "Золотая голова" имѣла честь получить приказаніе чтобы ужинъ былъ отличный. Monsieur изволилъ усмотрѣть, что "Золотая голова" умѣетъ высоко цѣнить лестную довѣренность почтенныхъ господъ.

Эдиѳь не сказала ничего и задумчиво смотрѣла, какъ накрывали столъ для двухъ персонъ и ставили вина. Потомъ вдругъ она встала, взяла свѣчу, прошла спальню и гостиную, гдѣ внимательно осмотрѣла всѣ двери, особенно одну, открытую на потаенный ходъ въ стѣнѣ. Она выдернула ключъ, повѣсила его съ наружной стороны и воротилась на прежнее мѣсто.

Накрывъ столъ, лакеи (другой лакей былъ желчный коренастый малый въ сизой курткѣ, гладко выбритый и выстриженный, какъ овца), почтительно остановились y стѣны и ожидали приказаній. Лысый оффиціантъ спросилъ, скоро ли, думаетъ Madame, изволитъ пожаловать Monsieur?

Madame не могла сказать. Ей все равно.

— Какъ все равно? Mille pardons! ужинъ приготовленъ, и его надобно кушать сію же минуту, Monsieur (говорившій по-французски какъ Люциферъ, или какъ французъ, совершенно все равно) изволилъ съ большимъ жаромъ говорить о своей аккуратности. Ба! что за шумъ! Боже великій, Monsieur изволилъ пожаловать!

Дѣйствительно, въ эту минуту Monsieur, сопровождаемый другимъ лакеемъ, проходилъ черезъ амфиладу темныхъ комнатъ съ своими блистательными зубами. Войдя, наконецъ, въ это святилище свѣта и цвѣтовъ, Monsieur обнялъ Madame и заговорилъ съ нею по-французски, какъ съ своею очаровательною женою.

Боже мой! Madame въ обморокѣ! Ей отъ робости сдѣлалось дурно!

Восклицанія принадлежали лысому оффиціанту съ широкой бородкой. Ho Madame только вздрогнула и отпрянула назадъ. Прежде, чѣмъ были произнесены эти слова, она уже стояла во весь ростъ, облокотившись на бархатную спинку креселъ. Черты ея лица были неподвижны.

— Франсуа побѣжалъ за ужиномъ въ трактиръ "Золотой Головы". Онъ летаетъ въ этихъ случаяхъ, какъ Люциферъ или какъ птица. Чемоданъ Monsieur въ комнатѣ. Все въ порядкѣ. Ужинъ явится сію минуту.

Излагая эти факты, лысый оффиціантъ кланялся и улыбался. Ужинъ принесли.

Горячія блюда были на жаровнѣ, холодное поставили на столъ; принадлежности сервиза красовались на буфетѣ. Monsieur остался доволенъ этимъ порядкомь. Слуги могутъ поставить жаровню на полъ и идти. Monsieur сниметъ блюда собственными руками.

— Pardon! — учтиво замѣтилъ плѣшивый оффиціантъ. — Намъ нельзя идти!

Monsieur былъ другого мнѣнія. Онъ мотъ обойтись безъ слуги въ эту ночь.

— Ho Madame, — замѣтилъ оффиціантъ.

— У Madame есть горничная, — возразилъ Monsieur. Этого довольно.

— Mille pardons, Monsieur! При Madame нѣтъ горничной.

— Я пріѣхала одна, — сказала Эдиѳь. — Такъ мнѣ было нужно. Я привыкла путешествовать одна. Не надобно прислуги. Пусть они идутъ и не присылаютъ никого.

Monsieur выпроводилъ слугъ въ коридоръ и заперь за ними дверь. Лысый оффиціантъ, оборачиваясь съ низкимъ поклономъ назадъ, замѣтилъ, что Madame все еще стоить въ прежнемъ положеніи. Черты ея лица, какъ и прежде, были неподвижны, хотя она смотрѣла во всѣ глаза.