— Если теперь я рѣшилась высказывать мысли, почти невѣроятныя для меня самой, и высказывать человѣку, который сдѣлался моимъ мужемъ, при томъ такому мужу, какъ вы, м-ръ Домби, то, надѣюсь, вы поймете, можетъ быть, важность моего объясненія. Впереди передъ нами мрачная цѣль: если бы намъ однимъ суждено было достигать до нея, бѣда была бы небольшая, но къ судьбѣ нашей припутаны другія.
Другія! м-ръ Домби догадывался, кого должно разумѣть подъ этими другими, и нахмурилъ брови.
— Я говорю вамъ ради этихъ другихъ: ихъ судьба одинаково касается и васъ и меня. Со времени нашей свадьбы вы поступали со мной горделиво, и я отплачивала вамъ тою же монетой. Каждый день и каждый часъ вы показывали всѣмъ на свѣтѣ, что я не помню себя отъ радости, удостоившись чести сдѣлаться вашей супругой. Я, съ своей стороны, не чувствовала никакой радости и показывала другимъ, что не чувствую. Вы не хотите понимать, что каждый изъ насъ идетъ своей особой дорогой, a между тѣмъ ожидаете отъ меня постоянной внимательности и уваженія, котораго никогда вамъ не дождаться.
Это «никогда» произнесено было съ оглушительною выразительностью.
— Я не чувствую къ вамъ никакой нѣжности, — это вы знаете. Вы и не заботитесь о ласкахъ своей жены, если бы даже y ней доставало глупости быть съ вами любезной. Въ васъ не бывало и нѣтъ даже тѣни супружеской любви. Но такъ или иначе, мы связаны неразрывно, и въ этомъ несчастномъ узлѣ, который спутываетъ насъ, запутаны и другіе. Мы оба должны умереть; но мы оба до самой смерти соединены общимъ участіемъ въ судьбѣ ребенка. Станемъ уступать другъ другу!
М-ръ Домби поднялъ голову, перевелъ духъ и будто хотѣлъ сказать: "о, только-то!" Глаза Эдиѳи засвѣтились необыкновеннымъ блескомъ, и лицо ея поблѣднѣло какъ мраморъ.
— Этихъ словъ и значенія, съ ними соединеннаго, не купить отъ меня никакими сокровищами міра. Если разъ вы отвергнете ихъ, какъ безсмысленные звуки, будьте увѣрены, никакое богатство и никакая власть не заставятъ меня къ нимъ возвратиться. Я ихъ обдумывала давно, взвѣсила всю ихъ важность и не измѣнила великой истинѣ, сокрытой въ ихъ значеніи. Если вы согласитесь на уступки, съ своей стороиы, я могу обѣщать такую же уступчивость. Мы — самая несчастная чета, и различныя причины искоренили въ каждомъ изъ нась всякое чувство, которое благославляетъ или оправдываетъ супружество; но съ теченіемъ времени могли бы еще между нами водвориться нѣкоторыя дружественныя отношенія. По крайней мѣрѣ, я стану стараться объ этомъ, если и вы употребите такое же стараніе. Заглядывая въ будущность, я могу обѣщать лучшее и болѣе счастливое употребленіе изъ своей жизни, нежели то, какое было сдѣлано мною изъ первыхъ лѣтъ моей молодости.
Все это произнесено было тихимъ и ровнымъ голосомъ безъ повышенія и пониженія. Окончивъ рѣчь, она опустила свою руку, но глаза ея продолжали съ одинаковою внимательностью наблюдать физіономію мужа.
— Милостивая государыня, — сказалъ м-ръ Домби съ искреннимъ достоинствомъ, — я не могу согласиться на такое необыкновенное предложеніе.
Не измѣняясь въ лицѣ, Эдиѳь все еще смотрѣла на него.
— Я не могу, — продолжалъ м-ръ Домби, возвышая голосъ, — заключать съ вами никакихъ условій, никакихъ договоровъ. Все и всегда будетъ зависѣть отъ моего собственнаго мнѣнія. Я сказалъ свое п_о_с_л_ѣ_д_н_е_е с_л_о_в_о, свой ultimatum, сударыня, и требую, чтобы вы серьезно объ этомъ подумали.
Съ какою быстротою измѣнилось теперь это лицо, прежде свѣтлое и спокойное! Какое зарево презрѣнія, негодованія, гнѣва, отвращенія запылало въ этихъ открытыхъ, черныхъ глазахъ при встрѣчѣ съ ненавистнымъ и низкимъ предметомъ! Не было больше тумана принужденности въ этой гордой фигурѣ, и м-ръ Домби къ невыразимому ужасу ясно прочелъ свой приговоръ.
— Ступайте вонъ, сэръ! — сказала она, указывая на дверь повелительною рукою, — наше первое и послѣднее объясненіе кончилось. Ничто съ этой минуты не можетъ насъ оттолкнуть сильнѣе другъ отъ друга.
— Я приму свои мѣры, сударыня, — сказалъ м-ръ Домби, — и вы можете быть увѣрены, грозныя восклицанія меня не испугаютъ.
Она поворотилась къ нему спиной и, не сказавъ ни слова, сѣла передъ зеркаломъ.
— Время, надѣюсь, образумитъ васъ, сударыня, и возвратитъ къ своему долгу. Совѣтую вамъ успокоиться.
Эдиѳь не отвѣчала. М-ръ Домби не замѣтилъ въ зеркалѣ никакого вниманія къ его особѣ, какъ будто онъ былъ невидимымъ паукомъ на стѣнѣ, или тараканомъ на полу, или, наконецъ, такою гадиною, о которой не стоитъ думать, какъ скоро ее раздавили своими ногами.
Выходя изъ дверей, онъ оглянулся еще разъ на роскошную и ярко освѣщенную комнату, посмотрѣлъ на драгоцѣнные, въ безпорядкѣ разбросанные предметы, фигуру Эдиѳи въ ея богатомъ платьѣ и на лицо Эдиѳи, отражавшееся въ зеркалѣ. Постоявъ съ минуту, онъ побрелъ въ свою храмину философическаго размышленія, унося въ душѣ живой образъ всѣхъ вещей и несказанно удивляясь, какъ все это случилось въ его присутствіи.
Впрочемъ, м-ръ Домби ни мало не уронилъ своей важности и надѣялся, что всѣ дѣла устроются къ его благополучію. При такомъ мнѣніи онъ и остался.