Вплоть до настоящей минуты капитанъ, подобно всякому смертному въ этомъ положеніи, отнюдь не подозрѣвалъ, какъ много надежды таилось въ его растерзанномъ сердцѣ; но теперь надъ нимъ разразился роковой ударъ смерти. Въ продолженіе чтенія и минуты двѣ послѣ онъ неподвижно сидѣлъ, какъ истуканъ, обративъ окаменѣлый взоръ на м-ра Тутса. Потомъ онъ вдругъ сдѣлалъ движеніе, схватилъ лощеную шляпу, которая въ честь посѣтителя лежала на столѣ, обратился къ нему спиной и прислонился головою къ камину.
— О, Творецъ небесный! — воскликнулъ м-ръ Тутсъ, растроганный до глубины души неожиданной грустью капитана, — какія ужасныя страсти на этомъ треклятомъ свѣтѣ! Всегда кто-нибудь умираетъ или попадается впросакъ, и нѣтъ конца и счету всѣмъ этимъ ужасамъ. Вотъ тебѣ и раздольный свѣтъ, нечего сказать! Стоитъ послѣ этого одѣваться y Борджеса, покупать лошадей и убирать квартиру! Да я бы плюнулъ на свое наслѣдство, если бы заранѣе зналъ да вѣдалъ всѣ эти вещи! Хуже, чортъ побери, чѣмъ y Блимбера.
Капитанъ, не перемѣняя положенія, сдѣлалъ знакъ своему гостю, чтобы тотъ о немъ не безпокоился; потомъ, надвинувъ шляпу до ушей и выступая впередъ, онъ зарыдалъ:
— О, Вальтеръ, милый Вальтеръ, прощай! дитя мое, отрокъ мой, юноша прекрасный, я любилъ тебя! Ты не отъ плоти моей и не отъ крови моей, бѣдный Вальтеръ, но все, что чувствуетъ отецъ, теряя сына, чувствую теперь я, лишаясь своего милаго Вальтера. A почему? потому, что здѣсь въ одной потерѣ цѣлыя дюжины потерь. Гдѣ этотъ юный школьникъ съ розовымъ личикомъ и курчавыми волосами, который бывало каждую недѣлю приходилъ въ эту гостиную, игривый и веселый, какъ Божья птичка? Погибъ вмѣстѣ съ Вальтеромъ. Гдѣ этотъ свѣжій мальчикъ, который стыдился. и краснѣлъ, какъ маковъ цвѣтъ, когда мы дразнили его прекраснымъ женихомъ нашей ненаглядной голубицы? Погибъ вмѣстѣ съ Вальтеромъ. Гдѣ этотъ бѣдный, огненный юноша, который ухаживалъ, какъ нянька, за бѣднымъ старикомъ и никогда не заботился о себѣ? Погибъ вмѣстѣ съ Вальтеромъ. О да, о да! не одинъ здѣсь Вальтеръ, a цѣлыя дюжины, и всѣхъ ихъ я любилъ, и всѣ они уцѣпились за одного Вальтера, который потонулъ, и я тону вмѣстѣ съ ними, тону, тону!
М-ръ Тутсъ сидѣлъ молча, перевертывая на ко лѣняхъ газету съ возможною осторожностью.
— Соломонъ, Соломонъ! о бѣдный б_е_з_п_л_е_м_я_н_н_ы_й старикъ Соломонъ! куда ты скрылся, куда отлетѣлъ? Тебя оставили на мои руки, и послѣднія слова его были: "Береги моего дядю!" Что же сталось съ тобой, Соломонъ? Какую мысль скрывалъ ты въ своей душѣ, когда хитрилъ передъ старымъ другомъ и обманывалъ своего Неда Куттля? Что теперь скажу я твоему племяннику, который смотритъ на меня съ высоты неба и спрашиваетъ о тебѣ? Соль Гильсъ! Соль Гильсъ! — продолжалъ капитанъ, слегка качая головой, — попадись тебѣ эта газета на чужбинѣ, тамъ, гдѣ никто не знаетъ милаго Вальтера, гдѣ не съ кѣмъ промолвить о немъ словечка, тебя, мой другъ, накренитъ до затылка, и пойдешь ты ко дну съ руками и ногами!
Испустивъ глубокій вздохъ, капитанъ обратился, наконецъ, къ м-ру Тутсу, совсѣмъ забытому во время этой іереміады.
— Вы должны, мой другъ, сказать молодой женщинѣ откровенно, что роковое извѣстіе справедливо. Объ этихъ вещахъ не сочиняютъ романовъ. Объявленіе внесено въ корабельный журналъ, a это самая правдивая книга, какую только можетъ написать человеѣкъ. Завтра поутру, пожалуй я отправлюсь на развѣдки, только это ни къ чему доброму не поведетъ. Потрудитесь завернуть ко мнѣ передъ обѣдомъ: я сообшу вамъ все, что услышу; но скажите молодой женщинѣ именемъ Куттля, что все погибло, все!
И капитанъ, скинувъ лощеную шляпу, вьтнуль оттуда карманный платокъ, вытеръ свою посѣдѣвшую голову и опять всунулъ платокъ съ равнодушіемъ глубокаго отчаянія.
— О, увѣряю васъ, капитанъ, — сказалъ м-ръ Тутсъ, — я въ совершенномъ отчаяніи, Ей-Богу, правда, хотя я не былъ знакомъ съ этимъ молодымъ человѣкомъ. Какъ вы думаете, миссъ Домби будетъ очень печальна, капитанъ Гильсъ… то есть м-ръ Куттль?
— Господи, помилуй! — воскликнулъ капитанъ, очевидно изумленный невинностью м-ръ Тутса, — да когда она была не выше вотъ этого, они уже были влюблены другъ въ друга, какъ нѣжные голубки.
— Неужто! — воскликнулъ м-ръ Тутсъ.
— Они были сотворены другъ для друга, — продолжалъ капитанъ печально, — да что въ этомъ толку теперь?
— Клянусь честью, капитанъ, я теперь даже больше въ отчаяніи, чѣмъ прежде. Вы знаете, я рѣшительно обожаю миссъ Домби, я… я… я съ ума схожу, такъ-таки просто и схожу…
Несчастный м-ръ Тутсъ исповѣдался съ величайшей энергіей, и жесты, которые онъ дѣлалъ, ручались за искренность его чувствъ.