Кстати об этом. Мужики могу сколько угодно говорить, что вот такие жены — суки и стервы, но в тайне им очень приятно, что их ждут и волнуются за них. Хотя бывают случаи тотального контроля, там явно без посторонней помощи мамочек и подружек не обошлось.
Ну да ладно. Это все лирика. А сейчас передо мной сидел вздыхая мой старинный дружбан и рассказывал о нашем общем знакомом, который как я только что пересек границу профита, так и он пересек границу… не знаю как это даже назвать.
— Наверное, смог. Ну, во всяком случае, попробовать мог бы. Понимаешь, после того как я на них посмотрел, бля буду, но чтоб так все семейные жили. И вот что я тебе скажу. Это в нас природа заложила. Как и почки гнилые, как и все остальное.
Сашка еще отхлебнул коньяка. Снова скривился. Видно ему давно тоже хотелось с кем-то поговорить, только не каждому все можно сказать.
— Понимаешь, Макс, я вот уже третий год трансплантацией занимаюсь, можно сказать, что у истоков пересадки почки в нашем городе стою. Насмотрелся много чего. И я против.
Что дано богом, так тому и быть. Если тебе отпущено столько жизни, умей ее прожить достойно. А ведь многие этого не умеют, они всю жизнь на чьей-то шее сидят. Думаешь просто так чик-пик и от родного-здорового откорнали одну почку, а второму родному-больному пришили? А болтяру! Можно сказать, что пересрали жизнь здоровому и недолго проживет больной, — выпалив эту тираду, Сашка отдышался, опять налил нам по рюмкам, хильнул и продолжил, но уже спокойно. — Ну, если и проживет долго, то это уже не жизнь, я тебе скажу. Каждый день на гормонах. Сам знаешь: и удовольствие не из дешевых, и то, что они вынуждены принимать их, очень сильно иммунную систему косит. На тебя в автобусе чхнули, вот и грипп, а грипп в пневмонию или еще во что перерос. Короче, тот, кто забрал жизни кусок, за него платит. И платит так, что ну его нахер.
Мы сидели молча, закурили еще. На сей раз трава пошла нормально. Словно обычные сигареты. У меня была тьма вопросов, только, видно, не стоило их задавать.
— Сашка, неужели так может думать тот, кто делает операцию?
— Так думают у нас все, Максик, все! Это кардиологам хорошо. Они не видят, как потом видит пациент у которого сердце забрали. А я вижу! У меня из одного больного, получаются два. А ты знаешь каково тому, кто получит эту почку. Не сейчас, не сразу, а через пару лет?
Когда, бля, совесть просыпается. А она просыпается! Еще как!
— Ладно, успокойся. Сам знаешь, свои мозги да в чужую голову не пересадишь.
— И правильно! Потому что мозги просто невозможно трансплантировать! Кстати, а вот за это надо выпить стоя!
Мы встали. Стукнулись рюмками и выпили.
После чего Санька поставил свою, и уже заметно покачивающимся шагом пошел в сортир. И вот вы мне не поверите. Я автоматически, словно какая-то неведомая сила двигала моей рукой, набрал номер Андрея. Мне лично было в тот момент пофигу который час и что он делает, но я позвонил сказать, что домой я все же не приду. Звонок оборвал я сразу, как будто боялся, что меня начнут отчитывать как я своих питомцев, нагадивших на коврик в ванной. Хотя, возможно, и побоялся, что меня замучает совесть. Да ну к черту. Зато вернулся Санька с новой идеей.
— Знаешь, Макс, а давай попробуем?
— Что?
— Это!.. — поднял меня за грудки, сгреб в объятия, а он, поверьте, даже по моим меркам немаленький. — Давай попробуем!
Я вечно говорю не то, и, как обычно, ляпнул:
— Трансплантацию?
А он прижал меня сильнее и поцеловал. Еще в институте от его поцелуев девки тащились. Теперь я понял почему. Потому как мне захотелось сейчас его обнять. Ответить на его влажную, отнюдь не слюнявую ласку.
Вот как мы в постели оказались, не помню. Помню, что раздевали друг друга. Не знаю как он, но я так мало кого из дам своих раздевал. Помню еще поцелуй, как его хозяйская рука уролога пошла ласкать мой член.
И все. Больше ничего не помню. Факт тот, что на утро я проснулся голяком, замерзший и с засохшими пятнами почти по всему телу. Нет, не по всему. Рожа была чистая. Что вы думаете, я проверил сразу? Правильно! Туда никто не лазил… кажись… Кто этих урологов знает.
Думаете, я был в шоке и орал как бешеный — нихрена. Саша — друг и мы с ним столько раз спали вместе (хоть и не так откровенно вместе), что во мне ничего такого ужасающего это не вызвало.
А может и вызвало, если бы не колющая на части головная боль. Встал, пошел в сортир и на кухню. Коньяк-то мы весь выпили, но на утро осталось пиво. Непорядок. Достал баклажку из холодильника и присосался. Хорошо, ох как хорошо.
Алкоголь ударил по шарам повторно. Меня повело. В итоге я еще Сашке должен новый сервиз, в общей сложности. Грохоту было много.
Сашка выполз на шум. Не знаю, что там ему снилось, но «утренний привет» был весьма заметен.
— Ты че? — спросил он из сортира.
— Скандалю, горшки бью. Сейчас заяву на тебя вкатаю, за изнасилование.
— Совсем тронулся? Мы ж только отдрочили… кажется.
Я засмеялся. Люблю я этого человека. Как друга люблю. Мы не будем любовниками никогда, но мы никогда и не расстанемся. Потому что такие друзья раз и до конца жизни.