Домашний красный зельц

Михаил Грушевский Домашний красный зельц

Знать ушедшего человека лично и иметь возможность написать о нем – возможность, неравноценная его безвозвратной потере. Самая талантливая повесть никогда не возместит тебе утрату близкого друга.

Жители северной столицы не без труда оклемались от двухнедельного новогоднего застолья, отыскали в аптечке дежурную таблетку алказельцера, растворили ее в бокале искрящегося брюта, смели в уголок осколки елочной игрушки, которую смахнул с ветки шаловливый кот и отправили лесную красавицу с осыпающимися иголками на помойку, где елку поджидали подруги. А потом присели к столу – перекусить кровяной колбасой, припасенной еще до праздников! Но получить удовольствие от чревоугодия не получилось. Допоздна-не-выключаемый-телевизор принес трагическую новость. В начале года, январским утром, городу предстояло попрощаться со внезапно скончавшейся эстрадной Дивой по имени Людмила. Ее любили очень. В певице, казалось, сосредоточена сама жизнь. Веселая, мятущаяся, разноцветная…

Проводы Дивы назначили в пустующем зале полузабытого театра оперетты. Четыре десятка лет назад ушедшая слыла здесь премьершей. Собирала весь город. На ее премьерах бывало так же многолюдно, как в этот траурный день. Никогда прежде в одном месте не скапливалось столько траурных нарядов. От дизайнерских до повседневных. Мгновенный переход от праздничной пестроты к черному цвету странно пугал. В толпе мрачно перешептывались, что онкология продолжает собирать печальный урожай без разбора. И что первыми уходят лучшие. Гроб установили на сцене, где Людочка – неопытная еще и наивная – начинала головокружительное восхождение к всесоюзной эстрадной вершине. Вишневый бархатный занавес, парчовые кулисы, облезлая позолота бельэтажа, потрескавшаяся – и увы! – фальшивая слоновая кость перил – все было таким же, как прежде. Но с тех давних пор и голос, и персона певицы намного переплюнули оперетту по популярности.

В начале большого пути Диве доверяли самые «козырные» партии репертуара. Совсем юной она вышла за взрослого баритона той же труппы и родила ему здорового мальчика (четыре пятьсот!!!) Заняв призовые места на паре конкурсов в европейских столицах (соцлагеря, естественно), Люда выпорхнула из гнезда и принялась разъезжать по необъятным просторам страны Советов. Гастролировала она с хитом, растиражированным при помощи едва зародившегося телевидения. По-современному это называется «чесать», «чес»! За такое страна платила щедро. А Людочка нуждалась и выйдя замуж.

Как-то предприимчивый импрессарио вывез в область артистов не самого первого эшелона. Шефский концерт! Среди прочих была и Людмила. Продюсер напечатал афишу, украсив ее модным «хэдлайнером» (артистом, на которого зрители соберутся точно) и уселся за кассу. Продав билеты, продюсер узнал, что в означенный день хэдлайнер дает сольник на Сахалине. Но продавец билетов не стал ничего отменять. Его подопечные появлялись на сцене один за другим. Отработавших номер продюсер отсылал в автобус. Наконец простодушные крестьяне, выложившие за билеты от трех до пяти советских рублей, заподозрили неладное. Выступавшей последним пришлось догонять УАЗик на ходу. За ним на подножку вскочил перепуганный организатор. За автобусом гнались разъяренные земледельцы – кто с вилами, кто с мотыгой. Поняв, что они напрасно прождали главного артиста дня, зрителии возмущенно выкрикивали: «Концерт-фуфло! Будьте вы прокляты!» А певцы и танцоры, почувствовав, что их уже ни за что не догонят, улыбались в заднее стекло, посылали воздушные поцелуи и махали дехканам руками: «Приедем! Обязательно приедем!» Этой историей Дива смешила друзей всю жизнь.

Прошла половина века. Людмила стала считаться чем-то вроде Адмиралтейства или Эрмитажа. Отдать ей последние почести съехались решительно все. Когда ее прах выносили из театра, прощальные аплодисменты заглушили полуденный выстрел из пушки, установленной на равелине Петропавловки. Муж певицы сопровождал скорбные останки в последний путь, заранее условившись с городскими властями о «зеленой улице» от театра до самого кладбища. Он хмурился, когда возникали дорожные заторы. «Людочка будет в ярости!» – бормотал вдовец.

Проститься с Дивой приехал и Ромео. Опрокинув рюмку водки, он понюхал хлеб и потерялся в толпе. Сорок лет назад рядом с ним жизнь певицы обретала смысл. Так ей казалось. Пламенная страсть была взаимной и все шло к свадьбе. Но доброжелатели подсуетились. Он женат! Дива запретила себе и вспоминать о Ромео. Людмила мечтала всю жизнь провести рядом с единственным мужчиной. Но, как она грустно шутила: «съесть-то он съест, да кто ж ему даст?» На тот момент она успела расстаться с первым мужем. И долгое время не могла себе простить, что разрушила свой единственный настоящий брак – таким она считала союз, в котором появился ребенок.