Домашний фронт

— Снимите с него наручники, — повторил Майкл. — Я осознаю риск.

Охранник нахмурился, но исполнил просьбу, затем вышел из комнаты и встал за дверью.

Кит сел за стол напротив Майкла, спина у него была напряженно прямая. В тусклом свете его лицо выглядело удивительно юным и свежим. Коротко остриженные волосы отросли и теперь топорщились надо лбом, как зубчатая корона.

— Отец сказал, что я должен с вами поговорить.

— Я пытаюсь спасти вас от тюрьмы. А вы не облегчаете мне задачу.

— А вам не приходило в голову, что я не заслуживаю спасения?

— Нет, — спокойно ответил Майкл. — Не приходило. И вашему отцу тоже. И матери, которая, насколько мне известно, до сих пор плачет по ночам.

— Это запрещенный прием.

Майкл раскрыл блокнот и снял колпачок с авторучки.

— Вы знаете, Кит, почему я здесь. Вы обещали отцу, что расскажете мне, что произошло в тот день. А солдаты, как я слышал, привыкли держать свое слово.

— Я убил любимого человека, — сказал Кит. — Из глаз его наконец исчезла пустота. — Наверное.

— Что? Как это, «наверное»?

— Я, похоже, сошел с ума, — проговорил Кит. — Я не могу вспомнить, как стрелял в жену. Разве это не безумие?

Майкл пристально смотрел на своего клиента. Честно говоря, это была первая хорошая новость в деле Келлера. Майкл ненавидел себя за хладнокровие, позволявшее видеть страдания человека и радоваться, но ведь у него такая работа — искать смысл, не обращая внимания на боль. Закон — это кодифицированный свод правил, но справедливость вовсе не отлита в бронзе. В суде всегда есть место неопределенности, эмоциям, симпатии.

— Расскажите мне, Кит, что произошло в тот день. Минута за минутой.

Кит безучастно смотрел в стену. Глаза молодого человека опять стали пустыми.

— Она хотела поехать в Пайк-Плейс[9]. Я знал, что это неудачная мысль, но не мог сказать почему. Понимаете, я люблю… любил Эмили, и мы всегда делали то, что она хотела, особенно после моего возвращения из Ирака.

— Почему особенно?

— Со мной было трудно жить. Я постоянно придирался к ней. В общем, мы поехали на рынок. — Он так долго молчал, что Майкл уже собрался задать наводящий вопрос, но Кит продолжил рассказ: — День был солнечный. На рынке было полно народу. Пианисты, жонглеры, фокусники, бродяги. Меня все время толкали, путались под ногами, пытались что-то продать.

Он опустил взгляд на свои дрожащие руки.

— Я начал нервничать, напрягся. Поэтому выпил порцию текилы в баре, но этого не хватило, чтобы успокоиться. В последнее время я стал нервным. В тот день любое движение меня пугало, сердце начинало бешено колотиться, — а все вокруг непрерывно двигалось. Мне казалось, что все эти люди меня преследуют. Поэтому, пока Эмили выбирала цветы, я вернулся в бар и выпил еще несколько порций.

— Сколько?

— Много. — Кит вздохнул. — Я знаю, что алкоголь не помогает. Мы с Эмили и ссорились-то из-за этого. Она считала, что я пью слишком много и становлюсь злым. В тот день я и вправду чувствовал, что злюсь.

— Вы много пили до Ирака?

Кит пожал плечами.

— Пожалуй, нет.

— А после?

— Много. Иногда это помогало, заглушало крики в моей голове. Но в тот день не помогло.

— Стало только хуже.

Кит кивнул.

— Мы уходили с рынка — к тому времени я уже был злым и пьяным, — когда на меня налетел тот бездомный парень. Эмили сказала, что он просто шел мимо, но я так не думал. Он быстро приближался, грязный парень с длинными волосами и бородкой, как у Иисуса. Я его ударил, и он упал. Я видел, как из носа у него течет кровь. Эмили закричала, что больше не хочет меня знать, и это… был для меня шок. Ну а потом… я помню только, что Эмили лежит на полу в нашей гостиной. — Его руки лежали на коленях, пальцы судорожно сжимались и разжимались. — Я словно очнулся от кошмара. Везде кровь — на мне, на стенах, на Эм. Половина головы… ее просто не было. Я наклонился и попытался сделать ей искусственное дыхание. Я кричал и плакал. А потом увидел винтовку — мою винтовку — и понял, что натворил.

— И это все, что вы помните?

— Да.

— Понятно. Мне нужно, чтобы вы поговорили с психиатром, Кит. Окажете мне эту услугу?

— Конечно. Хотя не вижу разницы. Я и без врача знаю, что сошел с ума.

Майкл задумчиво смотрел на клиента. Парню нужна его помощь. Майкл понимал, что все против них, но теперь впервые за долгое время почувствовал надежду. Возможно, что именно этот случай — самый главный. Жаль, что отец уже не узнает.

— Я договорюсь о встрече.