Домашние задания

Что ему на это сказать? Нет, он все же считал сына больным, раз тот в свои девятнадцать лет еще ни разу не имел секса с девушкой. Ну не получалось у него. Хорошо, что у сына была хотя бы «Эмнисти Интернешнл». Там его ценили. По крайней мере, как организатора и работника. Никто не стоял так долго в пешеходных зонах, собирая пожертвования, никто не ходил так часто на демонстрации. Поэтому его уже в шестнадцать лет выбрали главным в окружной группе. Но что касается интимной жизни… Во вторник опять зашел разговор об этом: сын уже несколько недель присматривался к некой Изабелле и часто поминал ее имя за ужином: «Потом я пойду с Изабеллой печатать листовки» или же: «Изабелла говорит об иранской внутренней политике…» — и так далее. И однажды, после обсуждения, он наконец осмелился спросить ее, не хочет ли она пойти с ним что-нибудь выпить. Она сразу же согласилась. (Пабло рассказывал об этом, как о каком-то необычайном происшествии. Да Господи Боже, что в этом было такого необычного? Пабло хорош собой, воспитан, интеллигентен, надежен, правда, с юмором не все в порядке, да и обаяния чуть-чуть не хватало, но он несомненно должен был нравиться девушкам. И Линде в тот же вечер попытался втолковать это сыну: «Ты погляди на меня, в конце концов, ты же мой сын. Я тоже не похож на Роберта Редфорда, но когда мне было столько лет, как тебе сейчас…») Тем не менее эти двое пошли в кафе у рынка выпить горячего шоколада. (Не туда пошли, сразу же подумал Линде, в такую старушечью забегаловку даже я бы не пошел, тем более с Ингрид.)

— И все же разговор у нас никак не клеился. Я-то думал, мы сперва поговорим о наших планах в «Эмнисти», а после о том, что будем делать после школы. Но она хотела только… Собственно, она хотела только посплетничать о членах нашей группы. А говорить об отсутствующих гадости я считаю позором. И я ей прямо об этом сказал: «Послушай, почему ты никого не критикуешь, когда мы собираемся вместе? Ведь это глупо — сидеть здесь вдвоем и разглагольствовать».

В сущности, разве это нормально, подумал тогда Линде, если девятнадцатилетний парень пересказывает свое свидание с девушкой во всех подробностях? А что же будет, когда Пабло наконец ляжет с одной из них в постель?

Конечно, доверие сына его радовало. И все-таки он знал девятнадцатилетних, которые не сообщали своим родителям, даже где они провели летние каникулы. А уж их летние каникулы были наверняка куда более увлекательными, чем у Пабло. На этот год сын собирался четыре недели каникул провести в столярной мастерской. Даже Ингрид, которая всегда была за это — мастерить что-то самому из разных материалов, например из дерева, — спросила, не предпочтет ли Пабло поехать куда-нибудь с друзьями.

— Ах, — ответил тот, — в последнее время мне стало ясно, что у меня, в сущности, нет настоящего друга, во всяком случае, такого, как я его себе представляю. С которым можно было бы спорить, обсуждать что-то, вместе набираться опыта, добиваться чего-то и на которого можно было бы положиться в любых обстоятельствах. А не только разговаривать о том, у кого было больше девочек в выходные дни и кто принял больше наркотиков.

К удивлению Линде, Ингрид, на минуту оторвавшись от своих вышивок (ее последнее увлечение — диванные подушечки с бабочками, жуками и кузнечиками), заметила:

— В твоем возрасте, может, тебе стоило бы взять подружку. И поехать с нею куда-нибудь.

«Взять подружку! — подумал Линде. — Если б я такое сказал, что бы тут поднялось! Ведь особы женского пола — это не пиво со шницелем».

А Пабло в ответ — истинный сын своей матери:

— Для меня это слишком важно, чтобы я мог просто взять себе какую-то девушку!

Надо же, для него это слишком важно! Настолько важно, что он лишал молоденькую живую девчушку (так, во всяком случае, представлял себе Линде существо по имени Изабелла) всякого удовольствия (потому что критиковать кого-либо в глаза — это полный бред!), а потом даже не захотел заплатить за нее!

— …Когда я заплатил за себя, она посмотрела на меня с таким изумлением, будто мы заранее условились, что я заплачу за нас обоих. А я считаю, что это — то самое старомодное разделение ролей, которого мы теперь больше не желаем придерживаться.

— Но, Пабло, такая девушка, естественно, может ожидать от своего поклонника небольшой любезности!

— Но не такой же! Деньги! Деньги — не имеют значения!

— Ну конечно, если уж деньги не имеют значения…

— Я хотел сказать, деньги не имеют духовной или эмоциональной ценности. А мне именно это важно, когда я общаюсь с существом женского пола.

Линде уже и раньше не раз задавался вопросом, откуда у его сына такое напряженное отношение к деньгам. Ингрид можно было упрекнуть во многом, но только не в жадности. Наоборот, раньше, когда они еще вместе ходили в гости к друзьям, нередко случалось, что Ингрид собиралась принести в подарок хозяевам дома две, а то и три бутылки вина или даже целый пирог, так что Линде приходилось взывать к ее разуму: одна бутылка вина или полпирога — вполне достаточно, а то еще могут подумать, что они хвастаются своей щедростью.