Дом Живых. Арка третья: Лопата кумкватов

'О том, кто таков Сидус Невольник, не знает никто. Любой, кто скажет вам иное, лжец или провокатор. Если же вы будете распространять о нём слухи сами, будь то из пустой жажды общественного внимания или из корыстных соображений, то однажды вам нанесут визит его ассасины, и отрезанный язык внутри зашитого рта станет наименьшим из возможных последствий.

Возможно, никакого Сидуса вовсе нет. Даже само Полуслово многие относят к городским легендам, хотя и нервно оглядываются, делая такие заявления публично. А уж его мистический глава тем более фигура скорее символическая, чем реальная. Даже если его не существует (мы не утверждаем этого с уверенностью), городская молва создала бы его образ из своих тайных страхов, и этот образ был бы ровно таков, как он есть сейчас. Таинственная фигура в тенях, зловещая и непостижимая, которой известно всё и о которой неизвестно никому.

Иные утверждают, что он беглый раб из Дулаан Заха, задушивший цепями своих владельцев, иные — что он лич и некромант, иные уверены, что это лишь личина, которую надевает тот, кто в данный момент руководит Полусловом. Однако, кем бы он ни был (даже никем), Сидус Невольник — имя, которым пугают отнюдь не детей. Никто не заявлял, что знаком с ним, никто не осмелится соврать, что его видел. Но если к вам придут именем Сидуса, лучше вам поверить, что пришедшие не шутят. Ибо сослаться на него всуе не рискнёт даже полный безумец'.

* * *

Из сборника «Легенды о Полуслове» за авторством Пимара Беспалого. Говорят, что Беспалым он стал после пренебрежения запретом Полуслова на издание этого труда.

— Господин Полчек, можно? — Завирушка, постучав, осторожно заглянула в комнату драматурга.

Обнаружила его в привычной позе — согнувшимся над низким столиком так, что торчащие на худой спине лопатки едва не рвут шёлковую рубаху. Скрипит по бумаге перо, звякает бокал, содержимым которого Полчек подкрепляет творческий порыв.

Неопределённый взмах рукой девушка сочла за разрешение и вошла.

— Господин Полчек, — сказала она осторожно, — вы знаете, сегодня ко мне на Променаде подошёл такой странный человек…

— Послушай! — перебивает её драматург. — Да где оно…

Он перебирает листы на столике, приводя их в полнейший беспорядок, потом вытаскивает один и, прищурившись в полутьме тусклого светильника, читает:

Несущая свержение иллюзий

реальности божественная сила

воплощена в отныне хрупком стане

прелестной и отважной юной девы.

Судьба её вела дорогой длинной:

вода морей, дороги, огни рампы,

могучие враги, морковный смузий,

паренье в небесах, морские битвы.

Как знает каждый, кто влеком Судьбою —

того, кто не идёт, она потащит.

И нет спасенья от предназначенья,

тому, кому удел сей уготован.

Восславим же геройство юной девы,

разрушившей империю обмана!

Её душа была полна порыва

к высокой справедливости прекрасной!

Полчек швырнул лист обратно на столик, со стоном разогнул спину и отхлебнул из бокала, откидываясь в кресле.