Дом Земли и Крови (ЛП)

— Ты уже перестала искать этот Рог?

Она моргнула.

— А теперь это имеет значение?

— Это смертоносный артефакт. То, что ты узнала правду о Данике и Аталаре, еще не значит, что тот, кто хочет его использовать, уже пойман.

— Разве Рун тебе не сказал? Даника украла Рог ради забавы. Выбросила его где-то в один из своих моментов полета-высоко-как-гребаный-воздушный змей. Это тупик. — Увидев, как нахмурился ее отец, она объяснила: — Кристаллы были случайно вызваны Даникой и другими, кто принимал Синтетик, благодаря черной соли в нем. Мы были неправы. Рог никто не искал.

Она не могла решить, кого ненавидит больше: Ханта, Данику или себя за то, что не увидела их лжи. Не желая видеть ничего из этого. Эта ненависть преследовала ее на каждом шагу, на каждом вздохе. Горела глубоко внутри.

— Даже если ни один враг не ищет его, стоит позаботиться о том, чтобы Рог не попал в чужие руки.

— Только в руки Фейри, верно? — Она холодно улыбнулась. — Я думала, что твой избранный сын сидит у него на хвосте.

— Он занят другими делами. — Должно быть, Рун велел ему идти к черту.

— Ну, если ты можешь вспомнить, где Даника оставила его под кайфом, то вся во внимании.

— Это вовсе не пустяк. Даже если Рог давно потерян, он все еще занимает особое место в истории Фейри. Он будет очень много значить для моего народа, если его вернут. Я думаю, что с твоим профессиональным опытом такой поиск будет тебе интересен. И твоему работодателю.

Она снова посмотрела на экран компьютера.

— Что угодно.

Он сделал паузу, а затем его сила загудела, искажая каждую звуковую передачу, прежде чем он сказал:

— Я очень любил твою мать, ты знаешь.

— Да, так сильно, что оставил шрам на ее лице.

Она могла бы поклясться, что он вздрогнул.

— Не думай, что с тех пор я не жалею о своих поступках каждую минуту. Живу в позоре.

— Мог бы и одурачить меня.

Его сила с грохотом прокатилась по комнате.

— Ты так похожа на нее. Даже больше, чем ты думаешь. Она никогда никого и ни за что не прощала.

— Я воспринимаю это как комплимент. — Этот огонь горел и бушевал в ее голове, в ее костях.

— Я бы сделал ее своей королевой, — тихо сказал ее отец. — У меня уже были готовы документы.

Она моргнула.

— Как это удивительно неэлитно с вашей стороны. — Ее мать никогда этого не предлагала, даже не намекала. — Ей очень не хотелось быть королевой. Она бы сказала «нет».

— Она любила меня достаточно сильно, чтобы сказать «да». — В его словах звучала абсолютная уверенность.

— Ты думаешь, что это каким-то образом стирает то, что ты сделал?

— Нет. Ничто и никогда не сотрет того, что я сделал.

— Давай обойдемся без этой ерунды про твое горе. Ты пришел сюда после всех этих лет, чтобы рассказать мне эту чушь?

Отец долго смотрел на нее. Затем шагнул к двери и молча открыл ее. Но прежде чем выйти на улицу, он сказал, и его рыжие волосы заблестели в лучах послеполуденного солнца:

— Я пришел сюда после всех этих лет, чтобы сказать тебе, что ты, может быть, и похожа на свою мать, но ты также больше похожа на меня, чем ты думаешь. — Его янтарные глаза — ее собственные-блеснули. — И это не очень хорошо.

Дверь захлопнулась, и в галерее потемнело. Брайс уставилась на экран компьютера, затем набрала несколько слов.

О Ханте по-прежнему ничего не было. Ни одного упоминания о нем в новостях. Ни единого шепота о том, был ли Умбра Мортис заключен в тюрьму или подвергнут пыткам, жив или мертв.

Как будто его никогда и не было. Как будто он ей приснился.

Глава 69

Хант ел только потому, что этого требовало его тело, спал, потому что ему больше нечего было делать, и смотрел телевизор в коридоре за решеткой своей камеры, потому что он сам навлек это на себя, Вику и Юстиниана, и ничего нельзя было исправить.

Мика оставил тело последнего наверху. Юстиниан провисит там целых семь дней, а потом его снимут с распятия и сбросят в Истру. Никакого ритуала Отплытия для предателей. Только пища для речных зверей.

Шкатулку с Викторией уже сбросили в канаву Мелиноэ.

Мысль о том, что она заключена в ловушку на морском дне, самом глубоком месте в Мидгарде, ничего, кроме темноты и тишины и этого тесного пространства …

Сны о ее страданиях заставили Ханта броситься в туалет, где его вырвало.

А потом начался зуд. Глубоко в спине, излучаясь сквозь каркас, который теперь начинал расти, зудело, зудело и зудело. Его неоперившиеся крылышки все еще болели так сильно, что царапанье по ним приводило к почти слепящей боли, и по мере того, как тянулись часы, каждый новый кусочек роста заставлял его сжимать челюсти.

Пустая трата времени, тихо сказал он своему телу. Чертовски большая трата времени на то, чтобы отрастить себе крылья, когда до казни оставалось еще несколько часов или дней.

Последний кто к нему приходил был Исайя шесть дней назад. Он проследил за временем, наблюдая по телевизору, как меняется солнечный свет в атриуме.

Ни единого шепота от Брайс. Не то чтобы он смел надеяться, что она каким-то образом найдет способ увидеться с ним, хотя бы для того, чтобы позволить ему на коленях молить ее о прощении. Чтобы сказать ей то, что он должен был сказать.