Откровение, которое Кави доверил мне, было очень дорого. Конечно, это не уравновешивало мое слезливое признание в любви Рану, ведь я тут со своими чувствами, когда у Кави действительно тяжелая трагедия в жизни. Но я понимала, зачем он это сделал. Он мне доверял.
Не скажу, что стало легче, ведь я по-прежнему была предательницей и так или иначе, но шпионила за Раном. У меня до сих пор находилась его книга, я по-прежнему была застукана Кави за попыткой найти улики против главы дома Кайтранов.
Была ли эта книга хоть в половину опасна? Что в ней было такого, что ее нужно было хранить в тайнике? Хотела ли я узнать это? Очень. Особенно после всего, что наговорил мне ир Зарцэн.
Но стану ли я ее читать? По крайней мере, не в ближайшее время.
Может быть и никогда.
Глава двадцать пятая
Ран
Она уехала. В этот раз по-другому. Она бежала от меня и это почему-то тревогой поселилось в моей душе. Я видел ее вчера, видел, как она гуляла со своим… женихом. Что он ей сказал? Почему она обняла его? Почему она ускользает от меня, словно вода сквозь пальцы? Что я могу с этим поделать?
Может быть, мне бы стоило ее задержать, просить остаться, выгнать проклятого жениха и просто обо всем ей рассказать.
Но что потом? Что будет потом? Разве я смогу рассказать ей всю правду? Разве она сможет ее спокойно вынести? Что я могу сделать, чтобы задержать ее?
Ничего. Мое вечное проклятие, которое мне придется пронести сквозь жизнь.
Я пытался себя обмануть, но какой в этом смысл? Это остается со мной всегда и ничего не изменится, даже если я просто притворюсь, что этого нет. Причина моего вечного одиночества, осознание этого ранит. Но я ничего не могу поделать с данностью.
Вот уже который час сижу в кабинете и высматриваю через окно шапку облаков, преданно обнимающую верхушку горы. Они не двигаются, не убегают, не исчезают, остаются с ней. Был ли таким замысел богов? Сделать гору величественной, но одинокой? Почему она обязательно должна оставаться одна?
Облака сейчас с ней, не спорю, но придет время, и они растворятся в вечности. Но гора так и останется горой и это неизменно.
Время близится к обеду, ко мне заходит Мойла с чаем.
– Хозяин, я приготовила Вам самый вкусный чай, – улыбается она, ставит на стол, наливает в кружку. – Он очень горячий, но Вам не привыкать.
Смеется, заставляет улыбнуться. Мойла умеет отвлечь от мрачных мыслей.
– Спасибо, – благодарю и берусь за кружку, отпиваю. – Очень вкусно!
Мойла радуется, словно ребенок, хлопает в ладоши.
– Благодарю, Хозяин, – улыбается все она.
Чай и правда вкусный. Впрочем, Мойла всегда готовит отменно. Она так заботится обо мне и обо всех жителях дома Кайтранов, ей бы о своей семье так заботится. Но она даже не пытается позволить себе этих мыслей. Не раз я предлагал ей задуматься о замужестве, но Мойла смотрела на меня с осуждением и говорила одно и то же: «Вы больше не хотите меня здесь видеть, Хозяин?».
Конечно же, дело было не в этом, мне просто хотелось, чтобы она улыбалась своим радостям, своим детям. Но я не мог ее заставлять и к чему-то принуждать.
Она уже выходила из кабинета, когда вдруг задержалась и нерешительно замялась.
– Что-то не так? – Даже не глядя на нее напрямую, я уже заметил ее нерешительность.
– Хозяин, – робко обратилась она, – могу я задать Вам вопрос?
Я поднял глаза и посмотрел на нее. Она кусала губу и нервно теребила край своей шали.
– Почему же не можешь? – Добродушно улыбнулся в ответ.
Мойла еще некоторое время мялась, а потом осмелела приблизиться ко мне на шаг.
– Госпожа ведь останется с нами? – Внезапно задала неожиданный для меня вопрос она.
Мойла вообще была скромной девушкой, она никогда не лезла в чужие дела, только беспокоилась и оставляла свои пожелания. Но подобные вопросы ей было совершенно не свойственно задавать. Меня это удивило, но раз уж я позволил ей спрашивать, было не вежливо отмолчаться.
– Конечно, – заверил я, не зная, как лучше будет ответить на этот вопрос.
– Я имею в виду после свадьбы, – воткнула нож мне в сердце она. А с виду ведь такая безобидная. Заметила. – Простите, Хозяин, если Вам эта тема неприятна. Просто мы так полюбили Госпожу за все то время, что она здесь. Она ведь уже стала частью нашей семьи.
Не зная, что и ответить, я сделал глубокий вздох, еще недолго смотрел через открытую дверь на одинокую гору, но потом все-таки произнес:
– Она не такая же часть нашей семьи, как все остальные, ты знаешь, – тихо, спокойно, без обвинений, просто констатирую. – Если она пожелает выйти замуж и уйти, я не в праве ее задержать.
– Но…
– Мойла, – прежде, чем наша беседа перешла все границы, которые я сам для себя воздвиг, прервал ее я, – а не сделаешь ли мне свой фирменный вишневый пирог?
Мойла хотела закончить мысль, она уже набрала в грудь воздуха, решительности ее позавидовал бы любой. Но она прекрасно знала, что именно я сейчас сделал. Тема была не запретной, но аккуратной. Еще недолго помявшись у входа, она все-таки смирилась, примирительно улыбнулась и ушла на кухню.