Дом веселого чародея

Крупные, глазастые литеры набора, обилие звездочек и восклицательных знаков в рамке, украшающей объявление, наконец, необычность самого текста (музей, выставка, электрическое освещение!), как бы потешным огнем фейерверка вспыхнувшего среди привычных и унылых «сдается внаем» или «собака пропала» и тому подобных, – все это выглядело ново, празднично, весело, все это предвещало блистательный праздник.

И он действительно в одно прекрасное летнее утро грянул серебряными трубами духового оркестра общества приказчиков, нанятого Анатолием Леонидовичем играть в саду весь первый день открытия музея.

Еще и десяти не было, когда у калитки дуровского дома собрались самые нетерпеливые. Пересмеиваясь, читали надпись над калиткой:

КТО ПРИХОДИТ КО МНЕ,

ДЕЛАЕТ УДОВОЛЬСТВИЕ,

КТО НЕ ХОДИТ —

ДЕЛАЕТ ОДОЛЖЕНИЕ.

Пожимали плечами, поглядывали на часы. Ровно в десять капельмейстер взмахнул черной лакированной палочкой. Старик Клементьич распахнул калитку:

– Милости просим, кукареку! Пожалуйте-с…

Ах, как соблазнительно дать волю фантазии и яркими, сияющими красками написать картину праздника! Зелень городских холмов, синяя река, разноцветные флаги павильонов, сверканье солнца в струях фонтана…

А с наступлением вечера, когда сотнями лампочек вспыхнула вся усадьба и огненными веерами и стрелами зажглись причудливые пиротехнические выдумки Чериковера… И крики «ура», «браво, Дуров» загремели на тихой уличке…

Перо разбежалось, его не остановить.

Но не лучше ли, не разумнее ли оставить фантазии и обратиться к свидетельству очевидца?

Крестный мой Иван Дмитрич так рассказывал.

– Сколько лет стояла Мало-Садовая, а такого – нет, не видывала. С утра – столпотворение вавилонское. На извозчиках подкатывают и на собственных. О ту пору у нас в городе всего-навсего четыре автомобиля насчитывалось – и что же? – можешь себе представить, два на Мало-Садовой побывали! Событие! Гран буффон! Спешите видеть!

День же выдался, доложу я тебе, – вва! – Иван Дмитрич поцеловал кончики пальцев. – Благорастворение воздухов и так далее. К тому же воскресенье, оркестр духовой музыки – это ли не приманка!

– А вы-то, крестный, сами, – глупо спросил я, – вы-то сами побывали на открытии?

– Я?! – словно бы обиделся крестный и, порывшись в ящике письменного стола, извлек оттуда почтовую открытку, на коей Анатолий Леонидович был изображен в торжественном черном сюртуке и с лентой с регалиями через плечо. – Я! Ха-ха! Потрудись-ка, моншер, взглянуть, что тут написано…

Он пощелкал ногтем по карточке. Я прочитал: «Его высокоблагородию И. Д. Грецкову для постоянного свободного входа в музей». И подпись: А. Дуров.

– Я, братец, туда уже к восьми прибыл. Собрались, натурально, самые близкие – Чериковер, Кедров, кое-кто из циркистов приехали, разумеется. На верхней веранде как бы наблюдательный пункт у нас получился. Барышни же, Анатошка, те – вниз-вверх по лестнице, то в сад убегут, то опять на веранду. Развлечение, конечно, еще бы…

Нуте, из дам Елена Робертовна, само собой, королева бала, – ах, моншер, какая женщина! – расфуфырена – фу ты, ну ты, тюрнюры, шиньоны и прочее, модная картинка, одним словом, ароматы, лориганы… Парижский шик, тре мутар, передать невозможно!

В девять музыканты пришли. Их разместили в беседке, у нижнего фонтана. Ну-с, фонтан этот сам по себе чрезвычайно красив – диковинные, редчайшие раковины, цветные камни на дне, все это не раз описано в литературе. Однажды даже столичный писатель приезжал, Б. Б., и тоже описал. Вы, молодежь, конечно, не знаете Б. Б., а между прочим, бойкое перо, цветисто писал, сейчас уже так не умеют… Его особенно черепахи забавили в фонтане: у каждой на спинке надпись «Г. Д.», и он, представь себе, тотчас угадал, что это значит Государственная дума… А? Прекрасный, обаятельный господин, его дуровский пеликан за ногу тяпнул, анекдот, ей-богу! Этот факт также в литературе описан…

Так о чем бишь я? Ах, да! Музыканты.

Когда заиграл оркестр и началось обозренье, Тереза Ивановна появилась.

– Поздравляю, Тола…

Он обнял ее, поцеловал.

– Ну, мамочка, – сказал, – видишь, что мы тут с тобой натворили! Весь город у нас в гостях.

– Со мной? – печально улыбнулась. – Нет, Тола, это есть твой номер, а я…

Эх, братец, вообрази себе: музыка, флаги, в саду – публика, смех, шум… А у Терезы – слезы в глазах. Чего бы, кажется, грустить? Впрочем, это дело тонкое, ты все равно не поймешь по младости…

Ну-с, часикам этак к двенадцати и его превосходительство на своих белоснежных изволил пожаловать, господин Голиков, губернатор. В сопровождении Анатолия Леонидыча он осмотрел павильоны, с верхней веранды полюбовался прекрасным видом на усадьбу и отбыл в настроении чувств самых наипрекраснейших. Не предвидел, бедняга, что и года не минет, как в его особу бомбу метнут…

– Как?! – спросил я оторопело. – Как бомбу?